Игорь Шнайдерман - Жиденок

Итак, схема эта являет собою спираль. Внешние её витки, расширяющиеся и уходящие в бесконечный макрокосмос, символизируют, соответственно, космическое зарождение полов, первые сексуальные фантазии, мечты, первые прикосновения и первые поцелуи.

Средние витки спирали более конкретны. На них мужчины знакомятся с женщинами и распускают перед ними хвосты. Они выгуливают реципиенток по аллеям, усыпанным осенними листьями, водят их в театры, в модные кафе и к друзьям, живущим без родителей.

В эти периоды мужчины бывают исключительно порядочны, романтичны и даже остроумны.

Наконец, на самых маленьких витках спирали стоит очень конкретная кровать где-нибудь в общежитии, у друга, или под звёздами в подъезде. И вот здесь происходит то, ради чего мы всю жизнь ходим кругами, извините, спиралями. И это «то, ради чего» уходит в бесконечно маленький, я бы даже сказал, жалкий микрокосмос. И кончается, и растворяется в нём поутру одним и тем же вопросом:

— А был ли мальчик?

Я позволю себе продолжить повествование со средних витков. Начались они на берегу моря, затем плавно перешли на улицы, затем в летний кинотеатр и сузились до скамейки во дворе дома, в котором моя знакомая снимала койку пополам с подружкой. На берегу моря она говорила о поэзии, на улицах — о музыке, в кинотеатре — о любви, на скамейке она молчала.

Она молчала так выразительно, что я понял, что буду последним ничтожеством, если не поцелую её. И поцеловал. Она ответила так рьяно, что я открыл глаза, чего раньше никогда не случалось в такие мгновения. Когда поцелуй исчерпался, она мягко отстранилась и, держа меня за руку, прошептала:

— Прости, я не могу преодолеть возрастной барьер…

Первые несколько мгновений до меня доходил смысл сказанного.

В течение нескольких следующих я перебрал все имеющиеся у меня в наличии признаки старения, как-то: отсутствие девственности, наличие в глубинах рта нескольких пломб и зарождающуюся в глубинах шевелюры лысину.

В этих размышлениях меня застал второй её поцелуй, во время которого я почувствовал, что она пытается преодолеть возрастной барьер изо всех сил.

У меня немного отлегло от сердца, и я опять забылся.

Я продолжал ещё тянуть к ней губы, как телёнок к вымени коровы, но она снова отстранилась и снова прохрипела:

— Н-не могу… Возраст… Барьер…

Я вспомнил строчку из стихотворения про майора Деева и майора Петрова: «Учись, брат, барьеры брать!».

И выругался матом. Про себя, конечно.

…Она пыталась преодолеть возрастной барьер на скамейке во дворе, на лестнице, ведущей на второй этаж, у двери скромной девичьей обители, на врезающемся в задницу ободе панцирной их с подружкой кровати… Она практически преодолела, перешагнула, перелетела его и зависла над ним в ожидании моего прыжка…

И вот тут возрастной барьер не сумел преодолеть я. Эти семь лет разницы показались мне чем-то очень аморальным. Мне стало стыдно.

Я подумал фразой из какой-то книжки:

— Ведь она же, в сущности, ещё совсем дитя…

И тут же переспал со своей тридцатилетней подружкой.

Несколько лет я обходил молоденьких девушек десятой дорогой, с ровесницами исключительно дружил, а спал исключительно со старшими подругами.

Только раз повстречалась мне девушка моложе меня.

И я женился во второй раз.

Сионизм — реакционная шовинистическая идеология и политика еврейской буржуазии… Характерные черты сионизма — воинствующий шовинизм, расизм, антикоммунизм, антисоветизм.

Так случилось, что в нашем пуско-наладочном управлении получился переизбыток инженерно-технических работников.

И вот сели они, то есть — мы, как-то в кружок, посмотрели друг дружке в глаза и затосковали. А затосковали потому, что на пятьдесят пар глаз две пары были армянские, три — татарские, одна — греческая, а остальные — кто по паспорту, а кто так — евреи.

Задача перед руководством стояла нелёгкая: среди всего этого безобразия нужно было выбрать инженера, который мог бы освоить смежную рабочую профессию и поехать на месяц в командировку штамповать детали для котлов. Думаю, вы понимаете всю щекотливость создавшейся ситуации?

Национальные меньшинства отпали сразу. Начальство отпало автоматически. Вслед за ним отпали женщины и девушки. Затем были поставлены диагнозы, и отпали язвенники, сердечники и аллергики.

В результате выбор был сделан по армейскому принципу, и в командировку поехал самый молодой. То есть — я.

Месяц выдался плодотворный. Между купаниями в Днепре и прогулками по «матери городов русских» я умудрился не только освоить профессию штамповщика, но ещё и стать приспешником международного сионизма.

Мы жили под одной крышей с двумя симпатичными антисемитами из Винницы.

Каждый новый день эти милые слесаря-юдофобы начинали с предания анафеме всех евреев и всего еврейского. После продолжительного звонка будильника один из них укрывался с головой одеялом и бурчал:

— Заткни этот жидовский будильник!

Второй садился на кровати, одной рукой тёр глаза, другой — энергично мял содержимое трусов и произносил дежурную тираду:

— Абрам с Сарой спит, а у Ивана на работу х…й стоит.

Первый высовывал из-под одеяла заспанную физиономию и просил закурить. Любитель поэзии отвечал стихами:

— Курыть — здоровью вредить.

И тут следовала особенно любимая мною фраза:

— Ну не жидись, дай сигарету!

Днём в курилке неизменно возникала женская тема. Наш поэт рассказывал о неразделённой любви:

— У нас на участке жидовочка-инженерша… Там станок!.. Но сука редкая. Я ей говорю: «Дай, ну хули ты из себя строишь?» А она говорит: «Я мужа люблю». Я говорю: «У Ивана елда больше, чем у жида!» А она разревелась. Ну, видно, и хочется, и колется… А вера не велит…

В этом месте присутствующие обычно смеялись.

Ко мне слесаря испытывали симпатию, поэтому не ассоциировали со столь ненавистной нацией. Сначала мне не хотелось их разочаровывать, но по прошествии времени я понял, что скоро сам начну тихо ненавидеть «жидов пархатых», «жидов проклятых», «жидов вонючих», «жидов хитрожопых», «морды жидовские» и вообще «жидовню». Мне стало стыдно. И тогда я решил обратить заблудших антисемитов в иудаизм.

Для начала я выяснил, что мои оппоненты считают основателем иудаизма предателя Христа Иуду Искариота. Разубедить их в этом не составило особого труда. Заодно я вскользь упомянул, что почти все апостолы тоже были иудеями. Мои ученики были немного шокированы этим известием, однако, осмыслив свои новые знания, сделали очень старые выводы, что «есть евреи, а есть жиды. И вот как раз апостолы — это хорошие евреи, ставшие учениками нашего Христа». Я понял, что это уже прогресс, и решил на этом закончить первый цикл сионистской обработки.