Анхелес Мастретта - Любовный недуг

Рядом с ними устроились человек двенадцать мужчин, которые без умолку говорили между собой, и возле них сидели три девочки в засаленных платьях, со следами многодневной грязи на лицах. Глаза самой младшей поблескивали у самых ног мужчин, чокавшихся у нее над головой. Она держала тряпичную куклу и смотрела прямо перед собой, словно пыталась разглядеть свое будущее.

– Что делают три девочки в пьяной толпе? – спросила Эмилия у Даниэля.

– Они свидетели, – ответил Даниэль, обняв ее за плечи, чтобы перевести через раскаленную улицу.

Когда они подошли к этой компании, пес, игравший на коленях у одного старика, преградил им дорогу, заливаясь лаем, как полицейский. К удивлению Эмилии, Даниэль позвал его по имени и успокоил, погладив по спине. Человек с кувшином в руке с таинственным и сердечным выражением на лице подошел к Даниэлю. Это был Чуй Моралес, хозяин этого трактира и лидер местных повстанцев. Даниэль представил Эмилию как свою жену, ущипнув ее за талию, чтобы молчала. Моралес пожал ей руку и сказал несколько приветливых слов, а потом сообщил, что здесь ее давно уже знают.

Девочка с куклой сказала ей, что это ее собака. Эмилия, присев на корточки, чтобы смотреть ей прямо в лицо, спросила, как зовут ее и всех остальных.

Один из мужчин – он только что приехал из штата Морелос – оторвал взгляд от дна своего стакана и сказал, что женщинам не место в таверне и что если Моралес пустит туда эту, то не будет ни собрания, ни договора, ни мира, ни черта лысого.

– Женщин – нет, а девочек – да? – спросила Эмилия.

– Только из этих, из замарашек, – сказал мужчина, кивком головы указывая на трех девочек.

– Она тоже из этих, – сказал Даниэль. – Это сейчас она чистая, потому что мы ходили к ее крестной матери, но она перемажется через две минуты.

– Уведи ее отсюда, – сказал еще один.

– Меня не уводят и не приводят, – вмешалась Эмилия, выпрямившись.

– С вами я не разговариваю, – ответил ей мужчина, коснувшись рукой шляпы.

– Зато я разговариваю.

– Не связывайся, Эмилия, – сказал ей Даниэль. – Деревенские трактиры не для женщин. Сеньоры правы.

– Кто же это может мне запретить? – заявила Эмилия и, подойдя к двери пулькерии, вошла в нее так быстро, что никто не успел ей помешать.

После яркого солнечного дня сумрак этой зловонной комнаты оглушил ее. На полу, на опилках, спали двое мужчин. Эмилия далее не успела подойти посмотреть, живы ли они, когда из-за сваленных в кучу бочек, шатаясь, вышел третий и тут же набросился на нее с объятиями. Он называл ее Святой Девой и просил прощения за то, что пьян, говорил, что очень ее почитает и что никогда не думал, что, прикоснувшись к ней, ощутит себя под защитой Божьей Матери.

Эмилии понадобилось несколько секунд, чтобы оправиться от испуга, а потом она попыталась оттолкнуть этого человека и вырваться в полную силу своего гнева, пока не освободилась от его вони и от слюней на своем лице. Этот тип был сильным, но очень пьяным и от толчка упал на мокрые опилки. Тогда Эмилия развернулась и выбежала обратно, в солнечный день.

– Когда этот козел придет в себя, он грохнется в обморок от одного воспоминания, что его свалила баба, – сказал Чуй Моралес, не выпуская из рук кувшина. Затем он принес стакан Эмили, оценив ее храбрость, и, посмеиваясь, уговорил мужчин разрешить ей выпить с ними.

– А тебе и дела нет, пусть меня хоть живьем съедят, да? – бросила Эмилия в бесстрастное лицо Даниэля, накинувшись на него с кулаками.

Ярость ее ударов несколько поутихла, когда старшая из девочек как ни в чем не бывало встала между ними и подала Эмилии стакан, а Чуй Моралес подошел, чтобы наполнить его из своего глиняного рукомойника, в котором не иссякала река пульке. Потом онвзял стакан Даниэля и тоже налил ему густой жидкости, всегда казавшейся Эмилии самым отвратительным напитком из всех изобретенных ее соотечественниками. Все, включая и девочек, протянули свои стаканы. Моралес стал их наполнять, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, почти танцуя с высоко поднятым кувшином, будто выполнял какой-то древний ритуал. Наконец он налил и себе и предложил выпить за вновь прибывшую.

Эмилия уже несколько минут с отвращением разглядывала пойло в своем стакане. Она поблагодарила за тост, но сказала, что не испытывает жажды.

– Пульке пьют не от жажды, – сказал невысокий мужчина с обаятельным лицом, которого Даниэль представил как Фортино Айакику. Эмилия подала ему руку, и Фортино поднял свой стакан, чтобы выпить с ней, одновременно объясняя ей, какие преимущества у того пульке, который разливал из своего кувшина Моралес.

– Он не оттуда, не из бара, – сказал Чуй Моралес, залпом выпив свой стакан и продолжая держать кувшин.

– Тот пульке, что в баре, плохо пахнет, – объяснили ей, – потому что это тлачике, [33] он грязный, его разливают в грязные бочки. А тот, из кувшина, сделан из агавы, взятой из захваченного повстанцами поместья. Он чист, как горный ключ.

– И белый, как попки девочек из большого дома, – сказал Фортино, рассмеявшись.

– Ну же, выпейте! – попросил Чуй, у которого от хохота дрожали пышные усы.

Эмилия поднесла стакан корту. Она прокляла ту минуту, когда решила пойти за Даниэлем, и, сделав первый глоток, она спросила себя, сколько раз еще ей придется проклинать Даниэля, за сколько раз ему удалось вызвать у нее устойчивую привычку к себе будто к наркотику, за какой миллиметр его губ она готова умереть взаправду, а не только от отвращения. И так. за этими мыслями, она не заметила, как стакан опустел.

– Какая женщина! – сказал Чуй, похлопав Даниэля по спине и смачно сплюнув.

Даниэль поблагодарил его за похвалу, а тем временем Эмилия, присевшая на корточки, чтобы поговорить с девочками, налила себе еще стакан и выпила его гораздо быстрее, чем первый.

– Нам нужно идти, – сказал Даниэль, напоминая, что уже поздно, а ему еще нужно отвести ее к одной знакомой, прежде чем наконец начнется собрание.

– Только не хватало, чтобы ты мне приказывал, когда уходить, – ответила ему Эмилия, сев на землю и попросив еще пульке. В этот момент пришел Франсиско Мендоса, третий лидер повстанцев, с которым Даниэлю необходимо было поговорить. С ним была сильная женщина, с нежным ртом, быстрым взглядом, гладкими густыми волосами, заплетенными в темные косы. Она подошла к Эмилии как к знакомой и тут же села на землю рядом с ней.

Сверху Чуй Моралес с точностью мастера наполнил ее стакан и стакан Эмилии, которой уже хотелось кричать и танцевать. Для начала женщина обняла свою соседку и начала шептаться с ней. Ее звали Долорес Сьенфуогос, [34]и ее жизнь была вполне достойна ее имени.

– Ты хочешь напиться? – спросила девочка с куклой, наблюдая, как Эмилия гладит пса, улегшегося рядом с ними.