Всеволод Бенигсен - ГенАцид

Смех был вызван, конечно, тем, что для Лёни Большие Пещеры были абсолютной «жопой мира», применительно к которой вопрос «что нового» был риторическим.

Антон пропустил смех Лёни мимо ушей.

— Слушай, Лёнь, нужна помощь. Все-таки райцентр…

— Жми на газ. Центр Рая слушает.

— У меня, понимаешь, не хватает одного выпуска. Нигде не могу найти.

— Не вопрос. Какого?

— Спецвыпуска.

— Чего? — удивился Лёня.

Антон подробно объяснил, на какое число пришелся спецвыпуск, какая газета его выпустила и даже описал, как он выглядел.

На другом конце трубки раздалось какое-то шебуршание, а потом Лёнин смех.

— Ха-ха, да ты что, Антон! Маку обкурился? Я тут в календарь заглянул. Это ж воскресенье!

— Ну да, — согласился Антон. — А я тебе про что?! Я и говорю — специальный воскресный выпуск.

— Так кто ж по воскресеньям газету будет выпускать?

— Ты что, издеваешься? — начал злиться Антон. — Говорю ж: спец-вы-пуск!

— Да с какой такой пьяной радости?!

— Да как с какой? — опешил Пахомов. — Так указ же этого… президента.

— Кого? Какой указ?

— Президента… сохранение… наследие.

Дальше речь Антона потеряла всякую стройность. Он все говорил и говорил, но уже больше по инерции, понимая, что слова его абсолютно бессмысленны. Теоретически можно было бы даже не продолжать разговор и просто повесить трубку — на другом конце была стена непонимания.

— Что?! Ничего не слышу. Говори громче, — закричал Лёня. — Какой указ? Какое наследие?

Антон собрал последние остатки воли в кулак.

— Лёнь, ты что, ничего не слышал про указ? Про ГЕНАЦИД?

— Что?

— Через «а», в смысле.

— А это что еще за хрень?

— Государственная единая национальная идея.

— Да нет.

— Так вы что там, даже стихов не учите?

— Да ты что, Антон? Выпил, что ли?

Антон стиснул зубы так сильно, что задрожали скулы и в голове помутилось. Но ничего, выстоял.

— Ладно, Лёнь. Проехали. Я потом позвоню.

— Ну давай, — растерянно отозвался тот. Антон первым повесил трубку.

Он, конечно, предполагал, что что-то тут не то, тем более в свете последних «странностей» с исчезновением газеты, но одно дело предполагать, а другое — знать. Теперь Антон знал.

— Кать, Кать! Ты чего?

Катька очнулась от резких обжигающих хлопков по щекам. Затем в эту боль неожиданно вклинилось что-то мокрое и шершавое.

— Бульда, фу! — услышала она грозный голос Климова, еще не видя его самого. — Ах ты ж зараза! Бульда, брысь под лавку! Я кому говорю?!

Катька открыла глаза. Над ней стоял Климов, у него между ног была зажата голова бульдожихи. Голова эта отчаянно дергалась, плевалась, потявкивала и хрипела, пытаясь вырваться из тисков худых климовских ног. Язык Бульды свисал почти до пола, зад в приступе радостного возбуждения отчаянно вилял.

— Бульдочка, — приподнялась Катька, все еще сидя на полу и протянув руку к приплюснутой морде Бульды. — Отпустите ее, дядь Вить. Задохнется ж!

Климов нехотя разжал колени. Бульда тут же прыгнула всем телом на Катьку, и та, охнув, снова повалилась на пол.

— Ну, всё, — сказал Климов, схватил Бульду под пузо и выпихнул ее на улицу. Потом помог встать Катьке.

— Вот ты напугала, так напугала, — сказал он, усаживая Катьку за стол. — Часто это у тебя?

— Да нет, — помотала та головой, — пару раз было, что прямо слабела, а так, чтоб совсем.

— На-ка, выпей молока, — Климов поставил на стол стакан с молоком. — Авось в себя быстрей придешь. А то я даже не понял. Ты про Митю спросила, я ответил, и тут ты такая бац! А я.

Тут Катька, вспомнив причину падения, вцепилась Климову в отворот рубашки.

— Митька уехал?!

— Ну да, — высвобождая рубашку из Катькиных рук, ответил тот.

— Навсегда, — со вздохом произнесла Катька, всхлипнула и отвернулась.

— Да ну тебя совсем! К вечеру ж вернется! Приятель его попросил помочь кирпич сгрузить для строительства.

— Ой! — подняла голову Катька. — А я ж думала навсегда. Фу ты! А я, дура.

И засмеялась, вытирая кулачком набухшие от слез глаза.

— Прости, дядь Вить, это я по глупости бабьей, — радостно затараторила она, — мне ж Танька сказала, что уезжать он собрался, вот я хлопнулась в обморок.

— Не знаю. Может, и собрался. А может, пока так, планы одни. Да и куда ему ехать?

— Не знаю. В Москву.

— А что, его в Москве оркестр на вокзале с цветами встречает? Надо ж знать, куда и зачем ехать. В институт он провалился.

Катька закусила губу, а Климов вдруг хлопнул ладонью по столу так, что подпрыгнул стакан с молоком.

— Ну ты ж знаешь его! — закричал он. — Упрется как танк, и всё тут! Если вбил себе что в голову, молотком не выбьешь. И молчит. Обидно. Вот я даже и не знаю, вбил он себе что-то в голову или нет, потому что молчит. Но чувствую, вбил. Потому что не ты первая мне это говоришь. Это он нам ничего не рассказывает, а другим — нате, пожалуйста! Я и Любке говорил, надо что-то делать! Ему ж, дураку, через год в армию. А он провалился. А он же у нас единственный… балбес. Мы ж его так избаловали, что я его не то что в Москву, я его в райцентр одного пустить боюсь. Он же.

И Климов, не справившись с нахлынувшими чувствами, всхлипнул и опрокинул в себя Катькин стакан с молоком, крякнув, как будто это была водка.

Катька не следила за зигзагами климовских мыслей, но отметила про себя, что кое-что упустила из виду, когда думала, отдавать или не отдавать письмо. А именно армию. Получалось, у нее в кармане лежит нечто большее, чем просто угроза Митиного отъезда — у нее лежит его ближайшее будущее. Это меняло дело. Письмо надо было отдавать. Но отдавать его просто так, не попытавшись выторговывать у судьбы и для себя какого-нибудь гостинца, Катька не могла. В любом случае, если отдавать, то не сейчас и не дяде Вите. А только непосредственно Мите и лучше бы с глазу на глаз.

— Ладно, — встала она и достала из сумки извещение. — Мне, пожалуй, пора. Вот тут извещение. Завтра в клубе собрание.

— Опять? — всхлипнул еще в мыслях о сыне Климов.

— Ну да. Что-то типа предварительного экзамена. А я пойду. Расписываться не надо.

— А ты как, нормально себя чувствуешь-то?

— Да нормально, нормально, — засмеялась Катька. — До свадьбы заживет.

И уже в дверях обернулась.

— А тетя Люба где?

— Да ну ее, — махнул рукой с досадой Климов. — Пошла на читку. Совсем баба рехнулась на старости лет. Сидела, сидела, а тут, как узнала, что там друг дружке морды бьют, решила сходить. «Посмотрю, — говорит, — как народ нынче развлекается. А то послезавтра все закончится, а я так и не поучаствовала». Вечно приключений себе на задницу ищет.

— Ну ладно. Тогда ей привет. А Митьке скажите, что я вечерком или завтра загляну. Есть у меня кое-какое дело до него.