Николай Строковский - Вешний цвет

Почему он пять раз на день здоровается? Ну, так положено. Разве Ксена не знает? Воспитанный мужчина должен столько раз приветствовать даму, сколько раз встречается с ней.

Ксена пожала плечами, ей об этом не говорили. И она не видела, чтоб так поступали ее знакомые, хотя среди них есть дети весьма почтенных родителей.

Полина Петровна со свойственной ей излишней откровенностью заявила, что инженер — ее симпатия с первого дня приезда, но он — не от мира сего, и она — не героиня его романа. Может быть, у Ксены получится. Такие нравятся пожилым мужчинам…

Она бесцеремонно окинула девушку оценивающим взглядом.

Стройненькая. Тоненькая. Хорошенькие ножки. Блондинка. Веснушки. Ямочки.

Ксена вспыхнула.

Если Полина Петровна еще хоть раз позволит себе что-нибудь подобное, она не на шутку рассердится и попросит перевести ее в другую комнату!

Как-то после ужина, запоздав, Ксена едва захватила последний билет на киносеанс. Все были в сборе, места заполнены. Пробираясь среди рядов к своему креслу, она не видела, кто сидел слева и справа. И только усевшись, заметила…

Получилось так нехорошо… Если б она знала, что очутится рядом с Сергеем Фомичом, ни за что не пошла бы в кино. Будто нарочно…

Ненавидя себя за смущение, она тупо уставилась в спинку кресла, чувствуя, что щеки горят и что она очень смешна.

Уже прошло назначенное время, а сеанс не начинался. Еще немного — и она уйдет из зала… Сидеть молча с полузнакомым человеком — пытка. Словно надутые пузыри… Или рассорившиеся. Как этого не понимал столь воспитанный человек! Неужели он рассчитывает, что она заговорит первая?

К счастью, погас свет, началась картина: шли «Утраченные грезы» с Сильваной Пампанини и Массимо Джиротти.

Во время сеанса Сергей Фомич бросал короткие, но, как показалось Ксене, значительные реплики, и то, на что он обращал внимание, приобретало вдруг особое значение.

Фильм взволновал.

Из кинозала они вышли вместе и даже прошлись по аллейкам. Настоящий талант вызывает ощущение большой жизни. И на фоне этого ощущения резче определяется личное, твое, маленькое.

Так сказал инженер.

Ей было грустно. Всегда после хорошей картины или книги к ней приходила грусть; хотелось подвига и верилось, что большое, настоящее здесь, среди нас, рядом. Надо лишь отыскать его, увидеть.

Может быть, она права. Мечта никогда не рождается в измерении, которое не доступно нам. Она всегда в пределах досягаемости. Но мы часто не знаем пути, не всегда у нас хватает воли, сил или лет жизни, чтоб к ней дойти Да, конечно. У кого-то она вычитала, что лес по дереву, а море по рыбе не тужат. Человеку свойственно стремление вдаль. Этакое центробежное движение мысли!

Сказано неплохо! Жаль только, что не все знают свою мечту! Или узнают о ней поздновато… Грубо говоря, идти в жизнь без цели — значит идти дровосеку к точильщику, не захватив топора.

Она спросила, почему он больше не играет? Неужели она вспугнула настроение?

Нет. Он играет редко. И то — когда никого нет. Музыка — самое большое откровение человека. Признание в самом интимном. Нигде так не обнажается человек, как в музыке. И это порой мучительно.

Непонятно. Хотя она понимает, что признаться в самом интимном можно скорее человеку, с которым никогда больше не встретишься. Но это — другая область. Она также любит музыку, и у нее есть замечательные пластинки, целая коллекция! И когда в доме остается одна, она проигрывает любимые вещи, лежа на тахте и испытывая необыкновенное счастье от приобщения к тому большому, что открывается в музыке. Но чувство стыда? Обнаженности? Нет, этого она не испытывает. Она слушает музыку в одиночестве не потому, что стыдится открыть себя, а потому, что никто не мешает. Впрочем, они говорят сейчас о разных вещах: об исполнении и о слушании. Он — творец, она — потребитель…

Какой он творец! Все очень субъективно. Для него музыка — откровение. Исповедь. Признание. Поэтому играет он редко.

Несколько дней спустя они встретились на улице. Совершенно случайно: она шла по «пятачку», заглядывая в витрины магазинов, а Сергей Фомич откуда-то возвращался в санаторий.

Пошли бродить вместе.

Она узнала, что ее спутник — из Хакассии, он — главный инженер угольного треста, у него жена, взрослая дочь, тоже молодой инженер, только не строитель, как Ксена, а горняк, и даже чем-то похожа на нее. Женился после окончания института, повстречав девушку, которую полюбил: Лена работала откатчицей на шахте. Приветливая, ласковая, она понравилась ему мягкой душой своей, добрым отношением к товарищам, честностью. И еще: своим задушевным смехом, светлым отношением к жизни. Она не отличалась броской красотой, но казалась ему самой лучшей. Он любил в ней даже ее тень…

Ласковая… Приветливая… Честная… Ксена невольно прикинула эти качества к себе. Техника знает шкалу твердости, но — мягкости? Тем более — душевной? Чем ее измерить? Ласковая? Не очень. Добрая? Как многие. Приветливая? Не слишком… Честная? Она никогда не вступала в сделку со своей совестью. Он прожил с Леной двадцать пять лет. Конечно, годы в какой-то мере трансформировали чувства, отношения. Одно слегка выцветало, другое окрашивалось ярче. Но главное оставалось нетронутым. За эти двадцать пять лет Лена духовно выросла, она во всем ему помощница и друг. И у них есть Машенька, которая похожа одновременно на мать и на отца. И Ксена чем-то напоминает Машеньку. Даже порой представляется, что он с дочуркой бродит по Кисловодску.

Ксене было и приятно слушать эти слова и почему-то немного больно…

Отраженный свет?

Он — ленинградец, его отец — старый путиловец, рабочий; отцу — семьдесят… Но как хорошо выглядит! Какая энергия! Мать тоже работала на Кировском заводе. Сейчас оба пенсионеры. От родителей он унаследовал любовь к музыке. У матери хороший голос. Отец играл на гармонии. А он учился и в консерватории, давно, правда. Одно время даже подумывал сменить профессию. Но это так! Взлет домашнего гуся, который, находившись вволю по лугу, вспомнил, что его родичи — летающие птицы!

Ксена смеялась. И Сергей Фомич смеялся.

Они шли к парку.

Набухали, наливались почки сирени, но, лишенные листьев, ветви казались засохшими. И было странно видеть на засохших веточках зарождение жизни.

Навстречу шли курортники, одни в пальто, другие в костюмах, хотя весеннее тепло не наступило.

Есть походка московская и есть кисловодская. Московская — размашистый шаг, широкие жесты. Здесь же каждый мужчина не идет, а важно перемещается в пространстве. И каждая женщина напускает на себя вид, будто она по меньшей мере — солистка столичной оперы.

Этот по виду сдержанный человек умел шутить… Он любил природу в час заката солнца, когда воздух становился зримым и когда мы не только дышим. Воздух можно видеть, рассматривать, как деревья, камни, горы. В этой удивительной плотности все различаешь с необыкновенной ясностью. И звонко, четко звучат голоса птиц.