Джей Рейнер - Доизвинялся

– Видишь красный огонек спереди, сразу под объективом? Я перевел взгляд на камеру.

– Э-э… да. Да. Вижу.

– Отлично. Пошла запись. – Она отвлеклась от панели управления, чтобы посмотреть на меня. – Поехали. Начинай, когда захочешь.

Я указал на камеру.

– Хочешь, чтобы я обращался к объективу, или к тебе, или… Дженни подалась вперед, уперев локти в колени и опустив на руки подбородок, точно собиралась с духом.

– Не важно. Как тебе будет удобнее. Обращайся к камере или ко мне. Честное слово, делай как тебе лучше.

– Ладно, – сказал я. А потом: – Сначала?

– Непременно. С самого начала. – Она ободряюще улыбнулась.

– Ладно. Поехали.

Я на секунду зажмурился, потом открыл глаза и посмотрел мимо камеры на Дженни. Она предоставила мне великолепную возможность превратить извинение из мгновенного прилива своекорыстного удовлетворения в нечто большее, в шоу или театральную постановку, в произведение видео– и аудиоискусства, которое будет обладать жизнью помимо меня и данной минуты. Я извинялся для последующих поколений. Ссоры с Линн, натянутые перебранки с братом, напряжение предыдущих дней – все поблекло. Я сосредоточился на здесь и сейчас.

– Я дурно с тобой обошелся, и мне ужасно, ужасно жаль. Кое-кто, возможно, скажет, что это дело прошлое и уже не имеет значения. Что мы были практически детьми. Но я так не думаю. Я не был ребенком. Я был взрослым, который вел себя как ребенок. Ирония заключается в том, что именно ты помогла мне переступить порог взрослой жизни, сделать тот шаг, который мне никак не давался.

Склонив голову набок, Дженни снова подбодрила меня улыбкой.

– Нам ведь не нужно притворяться, верно? Надеюсь, я достаточно повзрослел, чтобы говорить об этом без смущения. Ты лишила меня девственности, ты мне помогла, сотворила для меня чудо, и мне бы следовало испытывать к тебе только благодарность. А я нарушил твое доверие. Еще я надеюсь, что стал достаточно взрослым, чтобы понять, почему это сделал. Мне хотелось принадлежать к определенной социальной группе. Не более того. Я слишком долго был исключен из того клуба, из того нелепого клуба, из клуба мальчишек. Но тем не менее мне нужно было ощущать себя его членом, а ты дала мне прекрасную возможность в него вступить.

Я секунду помешкал, и она кивнула, подбадривая меня продолжать. Я спросил себя, стоит ли излагать ей недавно осенившие меня критические выводы о том, почему мужчины так ведут себя, когда дело доходит до секса. Сейчас казалось, она хочет всего, что я готов дать.

– Понимаешь, проблема с мужчинами проста: в глубине души они сознают, что их участие в акте воспроизведения ничтожно, иллюзорно и ограничивается всего секундами. – Я щелкнул пальцами. – А вот женщины… женщины – творцы. Они создают. Мы же просто занимаемся сексом. Но вы порождаете жизнь, и от того у нас остается ощущение, что мы малы, неадекватны, вообще не слишком нужны, что, откровенно говоря, совершенно верно. Наша ценность в сексе измеряется миллилитрами, да и их не так много. И что же мы делаем, чтобы затушевать свою ненужность? Мы хвастаем. Мы придумываем истории, мифологизируем себя, пытаясь залатать черную дыру в восприятии себя самих. Только так мы можем выносить то, чем являемся, только когда перепишем сюжет. Но для начала нужна хоть какая-то канва, а до тех пор, пока не появилась ты, у меня вообще никакой не было. Годами я сидел и слушал, как восхваляют себя мальчишки, и все это время хотел знать, что в их историях правда, а что выдумка. Мне требовалась базовая информация. И ты мне ее дала. Ты сделала меня мужчиной, и я повел себя как мужчина.

Я с трудом сглотнул. Глядя сейчас на Дженни, я вдруг вспомнил, как она стояла в той подвальной кофейне, изо всех сил прижимая ради защиты к груди учебники. Я моргнул и почувствовал, как по крылу носа у меня ползет слеза. Мгновение было таким напряженно реальным. Таким истинным. Я продолжил:

– Но ничего из этого меня не извиняет. Это просто… – я шмыгнул носом, когда вслед за первой слезой покатилась вторая, – …моя неловкая попытка объяснить, что случилось в тот день. Я никогда себе не прощу. Ты права, что обиделась. У тебя есть все основания быть в ярости. – Я еще раз сглотнул. – Прости, Дженни. Я очень, очень виноват перед тобой. Прости меня за все.

Тишина. Наконец она тихонько произнесла:

– Ты закончил?

Кивнув, я одними губами сказал «Да».

Она хлопнула в ладоши и тем разрушила чары, напряжение развеялось.

– Замечательно. Чертовски хорошо проделано. Великолепно. Поистине великолепно. – Вскочив, она выключила камеру. – Хочешь носовой платок? Стакан воды? Чего-нибудь?

– Стакан воды был бы…

– Будь солнышком, возьми себе сам, пока я тут разберусь. Вон там, на полке над раковиной.

Она вытащила мини-диск и нацарапала что-то на наклейке.

– Ах да, Марк, – окликнула она через комнату. – Можешь мне дать номер твоего домашнего телефона? Сотового? Пейджера? Чего-нибудь?

Я дал ей номер сотового, и его она тоже написала на наклейке. Потом проводила меня до двери квартиры со словами:

– Слушай, мне нужно сделать несколько звонков и все такое, но ты ведь выберешься отсюда сам, правда? Ну конечно, выберешься. – Она сжала в ладонях мою руку. – Слушай, Марк, спасибо, что пришел. Это было великолепно. Честное слово. Я правда это ценю. И знаешь, я тебе позвоню. Очень скоро позвоню. Ладно? Да? Отлично.

Внезапно я снова очутился на улице, все еще пытаясь понять, что же, собственно говоря, произошло.

Три дня спустя меня пригласил к себе Хантер. Он сидел, облокотившись на край письменного стола, вытянув ноги и уперев каблуки в ковер, словно единственно так может проводить встречу человек, от природы властный. Он махнул мне садиться на стул перед ним и закончил округлое движение, хлопнув тыльной стороной ладони по трем страницам, которые держал в другой руке.

– Только что перечитал вашу колонку.

– И?…

– Замечательно. Бьет в цель. Подстегивает дебаты.

– Спасибо.

– Заставит о нас говорить.

– А этого нам и нужно.

– В точности.

– Хорошо. Я рад, потому что она для меня многое значит. Думаю, подчеркивать позитивное – важный шаг…

– Гм… – Он пошелестел страницами.

– Надо бы и остальным нашим критикам сказать, чтобы писали в том же духе. Зачем отягощать людей ерундой, когда есть столько полезного?

– Да. Конечно. До определенного предела. – Он посмотрел мне за плечо, через стеклянную стену кабинета оглядел редакцию одела новостей, выискивая малейшие признаки праздности.

– Что значит «до определенного предела»? Разве вам не кажется, что пора перестать грубить ради одной только грубости. Я думал, колонка вам понравилась. Вы сами только что сказали…