Джей Рейнер - Доизвинялся

– Думаю, в моем положении нельзя на что-либо рассчитывать. Могу только рассказать, как обстоят дела. Я совершил большую глупость, и мне очень жаль.

Люк быстро передал слово другому журналисту – американке в середине зала.

– Вы будете извиняться и перед народом Абхазии?

– Надеюсь, это извинение будет услышано и принято и абхазцами тоже. Честно говоря, на мой взгляд, с сегодняшнего дня мне лучше замолчать.

– Вы уходите из бизнеса извинений?

– Целиком и полностью.

Еще один выкрикнутый вопрос:

– Мистер Бассет, правда ли, что, будучи Верховным Извиняющимся при ООН, вы уполномочили свою службу безопасности мучить и запугивать членов женской олимпийской сборной паралитиков США, что имело место после вашего выступления с «Ю-Ту» на Стадионе ветеранов в Филадельфии?

Люк повернулся ко мне с таким видом, точно я только что неприлично рыгнул. Моргнув, я сглотнул и наклонился к микрофону:

– Действительно, на Стадионе ветеранов имел место инцидент, за который я приношу свои извинения. Он явился следствием того, что мои сотрудники не сумели разобраться в ситуации и решили, будто мне что-то угрожает. Мне бы хотелось извиниться перед членами сборной за все неприятности, которые им причинили. Ничто подобное в мои намерения не входило. Я, честное слово, извинясь. Честное слово.

Еще вопрос – с другой стороны зала:

– Мистер Бассет, верно ли, что вы утверждали, будто вы наследник Вилли Брандта, покойного канцлера бывшей Западной Германии?

– Прошу прощения?

– У нас есть заявление гражданского сотрудника военно-воздушной базы Дейтон в Огайо. Он говорит, что в ночь перед открытием инаугурационной конференции ВИПООН в прошлом году у вас состоялась встреча с мистером Одеоном, на которой вы сказали, цитирую… – Журналист опустил глаза в блокнот, потом снова поднял взгляд: – «Я новый Вилли Брандт».

Я нервно рассмеялся. Мне казалось, собравшиеся вот-вот от меня отшатнутся.

– Ну нет… я хочу сказать, да, я произнес эти слова. Но, мне кажется, я скорее произносил их как вопрос.

– Что? Вы спрашивали, можете ли вы быть следующим Вилли Брандтом?

– Нет. Да. Поймите. Время было беспокойное, стресс крайне велик, и у меня был один разговор с Максом, я хотел сказать – с мистером Олсоном, и… – Замолчав, я попытался взять себя в руки. – Если этими словами я кого-то оскорбил, хотя бы кого-то, то, разумеется, очень прошу меня извинить. Я не хотел, чтобы это было неверно понято. Тогда я еще шарил в потемках и вообще думал, что это приватная беседа, и…

Люк отобрал у меня микрофон.

– Следующий вопрос.

Он выбрал стоявшую у стены женщину и подвинул микрофон ко мне.

– Мистер Бассет, действительно ли, что вы обманывали свою тогдашнюю подругу с двумя официантками из Де-Моина, штат Айова?

Мой брат опять потянул микрофон на себя.

– О да, верно. Это он определенно делал.

Я снова отобрал у него микрофон.

– Спасибо, Люк. – Я повернулся к аудитории. – Да, боюсь, что-то в таком роде действительно имело место…

И услышал, как Люк вполголоса пробормотал:

– Именно это.

– …имело место именно это. Наверное… ну, сами знаете… в личной жизни мы все совершаем ошибки, и эти вещи остаются личными, но из-за моей работы моя жизнь была несколько менее личной, чем у остальных, поэтому…

– Вы вините молодых женщин в том, что ваши похождения стали достоянием гласности?

– Нет, нет, конечно, нет. Я только хочу сказать, что не подумал о последствиях. Это был ужасный поступок, и я рад возможности извиниться сейчас перед всеми сторонами и надеюсь, они услышат мои слова сожаления, и я правда прошу меня простить.

Откинувшись на спинку стула, я сложил руки на коленях. Я был на последнем издыхании, а пресс-конференция шла всего десять минут. Мне казалось, я попал в западню, я чувствовал себя опустошенным, наголову разбитым. А ведь это еще не конец. На сей раз вопрос задал мужской голос с французским акцентом.

– Мсье Бассэ…

– Бассет, – автоматически поправил я.

– Мсье Бассет, французское правительство объявило, что постоянный представитель нашей страны при ООН на следующей неделе выступит на Генеральной Ассамблее с призывом распустить Ведомство Извинений и Примирений при Организации Объединенных Наций. Говорят, ваша деятельность выставила его в дурном свете. Уже есть предложение заменить его Службой Психотерапии Национальных Государств, которая сейчас создается в Вене. Ваши комментарии?

– Я… э… я знаю некоторых людей… ну, одного человека, работающего над проектом психотерапии, и сам проект обещает принести много пользы. Но мне бы не хотелось думать, что ВИПООН распустят из-за нескольких ошибок, которые я совершил… – Недоверчивый смех в зале. – Хорошо, хорошо, из-за многих ошибок, которые я совершил. Я думаю, в ВИПООН мы проделали отличную работу, и, уверен, само ведомство обладает огромным потенциалом.

Теперь английский журналист:

– Из Нью-Йорка сообщают, что профессор Томас Шенк опубликовал заявление, в котором называет вас… и это его прямая цитата… «ленивым, слабоумным пронырой, который исключительно из жадности дискредитировал Покаянный Подход». Вам есть что на это сказать?

Вот тут я разозлился.

– Да будет вам! Шенк – сумасшедший. Душевнобольной. Психопат. Нельзя верить ни слову из того, что он говорит.

– Значит, ваш единственный ответ – назвать сумасшедшим основоположника одного из самых влиятельных политических движений наших дней?

– Вы сами с Шенком встречались? – рявкнул я в микрофон.

Люк снова вырвал его у меня.

– Последний вопрос, пожалуйста.

Он указал на человека, яростно машущего руками у пульта звукооператора.

– Мистер Бассет, сэр… – Еще один американский журналист, чья речь пестрела расхожими учтивыми обращениями его страны. – Мистер Бассет, сэр, Льюис Джеффрис III из Афроамериканского комитета по репарациям за рабство только что выступил в Луизиане с заявлением для средств массовой информации.

– Что он сказал?

– Если вы не против, сэр, у нас уже есть аудиозапись. – Он поглядел на техника, прикорнувшего рядом с ним на корточках и нависшего над лэптопом. – Загружено? – Техник кивнул. – Сэр, мы подключены и могли бы пустить запись через систему вещания, чтобы вы прослушали, и…

Откинувшись на спинку стула, я поднял руки, словно говоря «Как пожелаете». Собравшиеся притихли, и каждый в зале повернулся к ближайшему динамику, где потрескивала надоедливая цифровая статика. Голос Джеффриса эхом раскатился по залу.

– Леди и джентльмены, я надеялся, что необходимость выступить с этим заявлением никогда не возникнет, но пришел к выводу, что в нынешних обстоятельствах замалчивание правды лишь усугубит правонарушение, о котором я сегодня буду говорить.