Виктор Лихачев - Единственный крест

— Понимаете, — сокрушенно разводил руками лечащий врач, — медицина не всесильна, а рак, он, видите ли, и в Америке рак. И в Исландии. — Почему он упомянул эту островную страну, врач не знал и сам. Для большей весомости, наверное. А Лиза, уходя от него, вновь натягивала на лицо беззаботную улыбку и шла к Любе, хотя на душе скребли кошки. Голова шла кругом. С одной стороны, она понимала, что хуже, чем ее подруге, быть просто не может. Но с другой… Вчера в ГОРОНО она поняла, что их с Сидориным шансы на удочерение Лизы уменьшаются с каждым днем, в то же время вероятность отъезда девочки за границу все более увеличивается. Из Асинкрита был тот еще помощник: он постоянно мотался в Москву, писал какие-то отчеты, так, похоже, и не зная, что ему делать дальше…

— Простите, можно мне услышать Асинкрита Васильевича? — раздался незнакомый голос в трубке.

— Его нет. Что-то передать? — Лиза, мывшая полы, смахнула со лба непослушную прядь волос.

— Передать? Пожалуй, нет. Просто хотел с ним пообщаться.

— Он по делам уехал в Москву, обещал к выходным вернуться. Если хотите, оставьте свой телефон, Асинкрит Васильевич перезвонит.

— Передайте ему, пожалуйста, что звонил следователь Раков…

— Как же, как же, Сергей Александрович…

— А я, как понимаю, беседую с Елизаветой Михайловной?

— Правильно понимаете.

— Еще сердитесь на меня? Напрасно. Поверьте, вы на моем месте вели бы себя точно так же.

— Не знаю, не знаю. Но я уже давно не сержусь, тем более что жизнь дает повод для более существенных переживаний.

— Вот как? Сочувствую.

— Спасибо.

— Могу поделиться собственным опытом. Когда небо в овчинку становится, я всегда вспоминаю мудрого Соломона: «И это пройдет».

Лиза рассмеялась.

— Здорово, когда следователи нашей родной милиции так начитаны. Если бы они еще и работу свою хорошо делали…

— А мы и делаем, Елизавета Михайловна. Кстати, я и звоню по этому поводу — хотел поблагодарить Асинкрита Васильевича за помощь и сообщить, что Закряжская и Плошкин-Озерский выразили горячее желание сотрудничать со следствием.

— То есть, все рассказывают?

— Совершенно верно. И мне остается только еще раз поблагодарить вашего…

— Мужа…

— … вашего мужа. Надеюсь, что в скором времени смогу привести в музей сына и показать ему картину Богданова-Бельского.

— Это было бы замечательно, Сергей Александрович, но нас интересует сейчас совсем другое.

— Понимаю, Елизавета Михайловна, — Раков мгновенно стал серьезным, — очень хорошо это понимаю. Непосредственного исполнителя убийства Ивановых мы арестовали, он тоже дал показания против Львовского, так что теперь на этого типа у нас…

— Вы еще не арестовали его?

— Увы! Хитер, сволочь. Подался в бега. Но вам волноваться не стоит, он сейчас свою шкуру спасает. Впрочем, мы его и на краю земли достанем, вот увидите.

Столько в этом «на краю» было мальчишеского задора, что в другое время и в другой ситуации Лиза бы от души рассмеялась. Но сейчас ей не хотелось смеяться.

— Эх, Сергей Александрович, плохо вы знаете этого Дуремара.

— Кого?

— Неважно. Теперь он будет мстить Асинкриту.

— Думаете?

— Уверена. Вы же сами сказали — сволочь. Добавлю от себя — редкая. Он хотел устроить нам с Сидориным показательную порку, а в результате лишился всего.

— Да, я об этом не подумал… Может, есть резон приставить к Асинкриту Васильевичу охрану?

— Резон был бы, сиди Сидорин на одном месте. Я его сама по большим праздникам вижу. Думаю, скоро мы вообще с этого места будем сниматься.

— Жаль. А почему?

— Он любит свою работу, а чтобы ее сохранить, надо будет переехать в другой город. Самое грустное, что и там нам придется от силы прожить год.

Толстикова и не подозревала раньше, что одно произнесенное слово, в данном случае — «нам», способно доставить такое удовольствие.

— А что потом? — чувствовалось, что интересуется Раков искренне.

— Будем думать. Вариантов, где осесть — множество. От Великого Устюга и Упертовска — до Москвы.

— А что если осесть здесь? Не век же Асинкриту Васильевичу волков и косуль считать? Мне кажется, у него есть литературные способности. Про талант не говорю, а способности точно есть. Я ему буду сюжеты подсказывать, он детективы писать…

— Нет, — серьезно ответила Лиза, — детективы он писать точно не будет, я его знаю. А вот что-то другое… Впрочем, мы отвлеклись, Сергей Александрович. Со Львовским ясно, что ничего не ясно, а как там поживает наш друг Исаев?

— Не согласен по Львовскому, Елизавета Михайловна. Доказана его роль в убийстве Ивановых, в краже картины. В обоих случаях он выступал и заказчиком и…

— Разработчиком?

— Вот именно. И вдохновителем. А с Исаевым — да, ничего не ясно.

— Почему?

— Во-первых, у него имеется депутатская неприкосновенность.

— Понятно.

— Не спешите с выводами, Елизавета Михайловна. Я же сказал: во-первых.

— Хорошо, что же во-вторых?

— Он занял очень удобную позицию. Да, хотел купить дом у Ивановых, предлагал ему любые деньги, но разве здесь есть криминал?

— Позвольте, но Ивановых убили!

— Да, это так, но для Исаева самого, по его словам, случившееся стало громом среди ямного неба.

— Что же он не сообщил…

— О ком? Пьянчужке соседе? Так следствие его само нашло. А о Львовском говорит так: «Эх, если бы я знал, какую змею пригрел на своей груди». То же самое с картиной. «Какое счастье, что она вернулась, готов хоть сегодня выплатить обещанный гонорар».

— Выплатил?

— Говорят, да.

— А почему вы произносите это без энтузиазма?

— Откуда взяться энтузиазму, Елизавета Михайловна? Деньги ушли в наш главк, а уж как там их разделят, мы можем только догадываться.

— А кто эти таинственные — «мы», позвольте полюбопытствовать?

— Мы — это раскатавшие свои губы члены следственной бригады.

— Не убивайтесь, Сергей Александрович. Деньги портят человека, а большие портят мгновенно. И окончательно.

— У меня иммунитет.

— Ерунда, товарищ следователь. И вам ли, душеведу, этого не знать?

— Все-таки еще обижаетесь…

— Нет, не обижаюсь, просто позволила себе маленькую «шпильку». Считайте это местью женщины.

— Славно поговорили. Передавайте привет мужу.

— А если у вас есть жена…

— Есть, конечно. Люсей зовут.

— …кланяйтесь ей. Пусть она побольше заботится о вас — уж больно работа ваша… сложная.

Раков от души рассмеялся:

— Да она и так старается. Правда, все время пилит, мол, уходи из милиции.

— Ну и как, пока держитесь?

— Из последних сил.

— А если их не хватит?

— Попрошусь к Сидорину волков защищать. Или за детектив засяду.

— Говорят сейчас в моде ироничные детективы.