Кеннет Харви - Город, который забыл как дышать

На заросшей дорожке возле дома не было машины. Джозеф был почему-то уверен, что, будь в доме хозяин, он наверняка ездил бы на тяжелом пикапе. Может, он уехал? Ушел в море? Но подъезд к дому зарос давно. Не пройтись ли по дороге? С нее можно хорошо видеть окна. Глядишь, что-нибудь да прояснится.

Он продолжал наблюдать. Ночной воздух приятно холодил кожу. Возбуждение росло. Мысль о том, что можно подкрасться поближе, щекотала нервы. Вдруг он вспомнил, что Ким дала им с собой бинокль. Перехватило дыхание. Он поспешил к заднему крыльцу, стараясь не споткнуться в темноте.

В кухне Джозеф снял бинокль со спинки стула и долго вертел в руках. Что же он делает? Раньше, до развода с Ким, он любовался в бинокль только на воробьев, зябликов и синекрылых соек, что толклись у кормушки. Накануне утром Ким сказала: «Будете на китов смотреть». Кто бы мог подумать, для чего эта штука пригодится на самом деле. От запаха духов, которым пропитался футляр, защемило сердце. Киты. «Ты каким животным хочешь быть?» – часто спрашивала Тари. И Ким всегда отвечала: «Китом».

Хватит мямлить. Джозеф вышел на улицу и навел бинокль на большое окно в торце соседского дома.

Клаудия вошла к себе в спальню и остановилась у окна. У Джозефа затряслись руки, и он крепче сжал бинокль. На соседке была все та же красная ночная рубашка, наглухо застегнутая у горла. Клаудия держала карандаш и толстую тетрадь. Подошла к кровати, села, привалилась к стене. Над кроватью – большая картина: волны, пенясь, бьются о мрачный утес, брызги висят пеленой. С улицы видны были только голова и плечи Клаудии. Кровать не разглядеть, но, судя по всему, кроме Клаудии на ней никого не было.

Соседка что-то писала в тетради. Листала страницы, перечитывала написанное. Наверное, вела дневник. Как она была соблазнительна! Почти год у Джозефа не было женщины.

Далекий свет фар скользнул по траве и кустам, где стоял Джозеф. По верхней дороге взбиралась машина. Если бы не ремешок, тяжелый бинокль непременно упал бы. Джозеф попятился в тень.

Перед домом Клаудии машина затормозила. Черная собака насторожилась и стала принюхиваться. Стараясь не шуметь, Джозеф снова взглянул в бинокль. Услышав шум мотора, Клаудия прервала чтение и подняла голову. У Джозефа вспотели ладони, кровь прилила к щекам. Мало того, что он бесстыдно заглядывает в чужие окна, что он предает Ким, так его вдобавок сейчас застукают. Ну и пусть. Он не торопился опускать бинокль, продолжая смотреть на Клаудию. Машина медленно двинулась к дому Критча. Джозеф облизнул пересохшие губы и прислушался. Мощный мотор, судя по звуку. И правда, из-за угла выехал армейский джип.

Джозеф нетерпеливо поморщился. «Ну, давай же, проезжай». Машина остановилась у подъезда к дому. Джозеф дернулся назад, в тень, налетел на стену и чертыхнулся себе под нос. Надо бы прокрасться к заднему крыльцу, скользнуть в дом и спрятаться. В кабине зажегся свет. Человек в камуфляже внимательно изучал карту. Водитель, одетый точно так же, ткнул в нее пальцем, и пассажир сделал в этом месте пометку. Свет погас, джип двинулся дальше, к заброшенной церкви и кладбищу.

– Папа, – неожиданно долетел со стороны сарая печальный детский голосок.

Волосы у Джозефа стали дыбом. Накатила волна слабости, прошиб холодный пот. Джозеф в ужасе повернул голову. Может, это Тари решила напугать его до смерти? У сарая никого не было. Он прислушался, стараясь уловить хоть звук, и посмотрел на темные окна ветхого строения. В крайнем левом окне на втором этаже стоял бородатый человек. В свете луны его землистое лицо отливало зеленью. Пепельно-серые руки сжимали здоровенную рыбину. Бородач повернулся в профиль, неимоверно широко разинул рот и принялся яростно запихивать рыбу в глотку. Луна скрылась за облаками, видение стало бледнеть.

Джозеф дрожащими руками поднес бинокль к глазам, но увидел лишь отражение облаков в оконном стекле. Никого. Он повернулся к дому Клаудии. Свечи уже погасли. Поднялся ветерок, в промокшей от пота одежде стало зябко. Джозеф опустил бинокль.

– Тебя как зовут? – спросила Тари у рыжей девочки, про которую знала только, что это дочь Клаудии. Они стояли, не шевелясь, на дырявом чердаке сарая. Под стропилами сохли тяжелые сети. По лицам, по доскам и кучам гниющих рыбацких снастей скользили в причудливом танце солнечные блики. С девочки капала вода, у Тари одежда была сухой. Рыжая оглянулась по сторонам и протянула к Тари ладони – она, похоже, не замечала, что промокла до нитки.

– Как тебя зовут? – повторила Тари.

– Подними руки, – велела девочка и запела:

При этом она хлопала в такт по ладошкам Тари. Правой по правой – левой по левой, правой по левой – левой по правой. Тари развеселилась, песенка показалась ей забавной. Игра тоже понравилась, хотя ладони у девочки были такие холодные и сморщенные, словно она целый день просидела в ванне.

– Твоя очередь, – сказала девочка.

Тари стала хлопать: «У па-пыни осталось дел…». Девочка посмотрела с такой печалью, что Тари захотелось немедленно ее обнять. Но у той изо рта потекло что-то черное.

Тари стало страшно и одиноко. «Где же папа с мамой? Далеко? А кто дальше? Они ведь теперь не вместе».

– Как тебя зовут? – снова спросила Тари.

Девочка молчала.

Тари спрашивала и спрашивала. И все без толку. Как об стенку горох. Тари истерически засмеялась. Черная маслянистая жидкость с новой силой потекла изо рта девочки. Булькающий смех, который она так долго сдерживала, вырвался, наконец, наружу.

Девочка села на прогнившие от сырости половицы и вытерла подбородок. Перед ней стояло несколько игрушечных домиков, скорее даже сарайчиков. В них мерцали свечки, наполняя светом крошечные окошки. Тари села напротив, и дети стали перебирать игрушки.

– Мне в них нравится, – с покорным вздохом сказала девочка. Она смотрела на домики, в глазах у нее отражались огоньки. Красные, зеленые, желтые, совсем как на рождественской елке. – Я живу в игрушках, которые мама делает.

– Врешь.

– Честно.

– Как это?

– В них – мамина любовь. Она меня держит здесь, рядом с мамой. А сигналы наоборот тянут прочь. Прямо на куски разрывают.

– Какие сигналы?

– Которые мир соединяют. Только они неправильно его соединяют. – Девочка поставила один домик на крышу другого. Верхний слился с нижним, получилось новое здание. Засветились окошки.

– Дай попробовать, – Тари взяла два домика, но сливаться они не хотели.

– Тебе что на Рождество подарили? – спросила девочка. Разноцветные искорки плясали у нее в глазах, даже когда она смотрела в сторону.