Игорь Фролов - ТЕОРИЯ ТАНЦА

Пока массажист У. держал паузу, пытаясь придумать непротиворечивый ответ, встревал массажист Х.

— Ничего, Петр, это слабые падают, — говорил он, улыбаясь. — Те, которые в бога не веруют. Чужие они тебе. Вместо них сильные вырастут, ты главное молись. А эти все собери и предай огню очистительному.

— Ага-ага, — кивал пустеющей головой Петр, и продолжал разговор. — А вот скоро Спаситель наш придет, и вам будет ой как неловко, что вы не верили. Спасутся только те, кто уверовал до пришествия…

— А вдруг он уже пришел, Петр, только ты его не заметил? — говорил Х. — Сказано же было — приду, да не увидите, — соврал он.

— Уж не ты ли это? — сладким голосом спросил Петр.

— А предположим и я. Но откройся вам, не поверите, распнете, опыт уже был.

— Не-е, Иисус, он на облаке явится, в радуге, чудеса будет творить… — мечтательно сказал Петр.

— А ты знаешь, я тоже летал, и на облаке и в облаке не раз бывал, — там сыро и озоном густо пахнет, одуреешь… И тень на облаке, не поверишь, в радуге была. А какие чудеса я творил — закачаешься… Не зря же прошлый раз я сказал вам — приду не с миром, но с мечом и огнем! Да и сейчас чудеса творю — хромые бегают, скрюченные разгибаются, женщины, те вообще… ликуют…

— Не кощунствуй, ты скорее с другой стороны, — мрачно сказал Петр и замолк.

Когда на его голове осталось совсем мало волос, он попросил массажиста У. помассировать ему ноги — что-то болеть стали. Массажист У. пытался отнекиваться, но Петр настаивал, аргументируя отдельной платой, и У. согласился.

— Не за "спасибо", Шамиль, — напомнил Петр, снимая штаны и ложась на кушетку. — Вот те крест.

Массажист У. встал у его ног и, растирая между ладонями крем, попросил массажиста Х. включить музыку. Массажист Х. подошел к магнитофону, нажал клавишу.

— Я у твоих ног, спасибо не говори, — пропел динамик. — В этом тебе помог бог, его и благодари…

Массажисты расхохотались.

— Смеетесь, — сказал торжествующе Петр. — Но если и это чудо вас не убедит, то вы совсем пропащие. Благодарю, благодарю тебя… — и, судя по кряхтению и шороху, приподнявшись, он закрестился.

Мужчина и женщина устроены по-разному. Не только тела, но и мозги. Это не заявка на открытие, а просто повод для очередной маленькой истории. Не вдаваясь в глубинную психологию, не поминая ветеранов первой-второй сигнальных систем и вражеского психоанализа, сделаем два наблюдения мимоходом.

Мужчина. Он волосат и напряжен, ему желательно побрить спину перед массажем — попросите жену, иначе можно занести грязь в волосяные мешочки и вы получите обширный фурункулез. А лечить его тяжело.

— Да уж, — говорит мужчина, — особенно сейчас. Довели страну, сволочи, так бы всех и перестрелял. Нет, лучше на фонарях. Нет, лучше назначить ему пенсию минимальную, пусть поживет как мы. А этот его ублюдок — морда наглая, рыжая…

— …Как у массажиста Х., - вставляет из-за перегородки массажист У.

— Ну, вы сравнили, — говорит мужчина неуверенно, и руки смеющегося массажиста Х. чувствуют, как напрягаются сконфуженные мышцы. Помолчав, мужчина продолжает:

— А с молодежью что делают? Пьянство, наркотики, голые бабы везде!

— …Как у массажиста Х. на стенке, — добавляет массажист У.

Да, на стенке в кабинке Х. висит большой красивый плакат — тоненькая обнаженная девушка выходит из воды, и капли на ее маленькой груди горят под солнцем. Этот плакат массажист Х. подарил массажисту У. на день рождения от чистого сердца, но через день невропатолог Л. принесла его, скрученный в трубочку, и сказала:

— Ты это… Забери это. У Шамиля другой вкус, он пышные формы любит. А у тебя, видимо, инфантильная сексуальность, предпочитаешь недоразвитость. Может, ты педофил?

— Почему бы и нет? Хотя, я вынужден скрывать свою преступную страсть и притворяться всеядным, — сказал Х., обнимая невропатолога сзади и сжимая ее большую грудь.

— Прекрати, а то… Ну, перестань, Шамиль может зайти… Маньяк… — бормотала она, прижимаясь шеей к его губам.

— Да, в самом деле, я же друг твоего друга! — опомнился массажист Х.

Он забрал плакат и повесил на стенку в своей кабинке. Некоторое время девушка радовала глаз массажисту и всем входящим, пока невропатолог Л. не сказала:

— Она же полностью голая, прикрыл бы ты ее, что ли…

И массажист Х. исполнил пожелание начальницы. Он взял листок писчей бумаги, вырезал на нем широкие буквы "Запрещено цензурой" и прикнопил этот фартучек двумя кнопками, просвечивающе прикрыв низ животика и, самое главное, пушистый клювик, с которого стекала хрустальная струйка — прямо в отражение…

Но вернемся к мужчине. Он поднял голову, посмотрел на отцензуренный плакат, и сказал:

— Ну так он же прикрыл срам-то! А посмотрите, в каждом киоске все наружу, дети смотрят! Безобразие!

Но когда сеанс заканчивается, и массажист выходит из кабинки, накрыв пациента полотенцем, то, чуть приоткрыв шторку, вы можете видеть: пациент лежит, подперев голову кулаками, и смотрит на плакат. Потом он сползает с кушетки, одевается, не отводя от девушки глаз, и, наконец, воровато оглянувшись, двумя пальцами приподнимает белый фартук и, чуть присев и наклонив голову набок, смотрит, смотрит…

Один смотрит, другой, насмотревшись, гладит пальцами, третий, поднырнув, зачем-то нюхает…

Из кабинки мужчина выходит грустным.

А на улице все еще весна.

Видимо, из-за весны, неврапотолог Л. зачихала, засопливила и ушла на больничный. (Это мы плавно въезжаем в цветущий сад женской души).

— Радуйся, лишенец! — сказал массажист Х. массажисту У. и поделился с ним своим молодым контингентом, отщипнув от своего набора одну девушку, которую только записал, но еще не массировал.

— Особь хорошая, а зона массажа — лучше не придумаешь — тазобедренный и бедро — в смысле попка и ляжка. Пианисточка, поскользнулась на гололеде, упала, теперь хромает. Отчего бы не помочь? А у меня сейчас две сразу, я уже с тремя не справлюсь.

И массажист У., соскучившийся по молодым телам, с жаром взялся за дело, попутно по телефону уговаривая начальницу как следует отлежаться. Правда, он не злоупотреблял служебным положением, как массажист Х., - может, боялся последствий в виде столкновения интересов начальницы и пациентки, а может, робел.

— Интеллигентку подсунул, — говорил он. — Вся скованная, на шутки только улыбается. Если женщина не хохочет, значит, не хочет. В смысле, в ней мало секса. И потом, у нее такие тугие трусики — и, что непонятно, уже четвертый сеанс одни и те же — коричневые с отливом, цвета мебели. Может, конечно, и каждый раз новые, но на вид все те же, — накупила, небось, семь пар одинаковых. Кстати, трусы как носки — в парах измеряются? Глухая защита, короче…