Лиза Уэлш - Берлинский фокус

Сквозь сценический пот я ощутил сладкий аромат духов.

– Само собой, – усмехнулся я. – Конечно, буду. Ведь я чужак в чужом городе.

Я не дождался улыбки. Она взглянула на Дикса, направлявшегося к столу с выпивкой, и понизила голос:

– Тем более не стоит усложнять жизнь и связываться с незнакомцами.

Я смотрел, как стройная фигурка пробирается к выходу. Вышибала открыл дверь, она улыбнулась мне и сверкнула на прощание голой попкой. Дверь захлопнулась, она ушла. Я прикончил пиво, заказал еще и вернулся к Сильви и Диксу.

Дикс принес Сильви очередной кувшин вина, но сам сидел с пустым стаканом. Я поставил перед ним пиво, но он покачал головой:

– Как ни печально, мне пора.

– Дикс очень занятой человек. Ему и карты сдавать, ему и банк брать.

Сильви говорила с трудом, но еще держалась.

На сцену вышел Бодо в блестящем жилете и галстуке-бабочке. Он застенчиво улыбнулся и начал петь под фонограмму «Вот было времечко». [20]Он дергался под музыку, как Стиви Уандер за роялем. От волнения он пел слишком высоко и все мимо нот. Ему пора забыть о мускулах. В случае заварушки ему достаточно будет просто запеть.

Дикс надел дорогое пальто, как раз когда вышибала взял пугающе высокую ноту.

– Удачное время ты выбрал, – кивнул я на сцену.

Дикс пожал плечами:

– Дела.

Он на мгновение положил ладонь на голову Сильви и тут же поднял, махнув на прощание. Благословение, почудившееся мне в этом жесте, вызвало у меня приступ тошноты.

– Увидимся, – бросил я.

Он наклонился ко мне:

– Не забудь, нам надо поговорить, мы заработаем кучу денег.

Дикс снова погладил Сильви по голове, но она отвернулась, словно решение Дикса уйти сразу вычеркнуло его и все прощальные сцены.

– Бедняга Бодо, он так любит петь, – усмехнулась она.

Вышибала затянул припев:

Судя по чудовищному немецкому акценту, он учил слова на слух. Как бы то ни было, недостаток таланта он компенсировал искренностью. Слеза скатилась по его напудренной и нарумяненной щеке. Блестящие глаза подкрашены тушью, губы в вишневой помаде. Словно опошленного Пиноккио-переростка выбросили в мир без надежды вернуться к Джипетто. Шоу безумной куклы, подтверждающее, что все боги умерли.

– Мне нравится Бодо, хотя он всего лишь грубая, безголосая пародия на вышибалу, – снисходительно сказала Сильви.

Ее голос снова звучал громко. Бодо сверкнул на нас глазами. Может, он и услышал ее слова, но продолжал петь, содрогаясь в эпилептическом танце. Он сбросил пиджак и остался в манишке, закрепленной тонкими ремешками на спине и талии. Бодо тянул припев:

Он расстегнул ремешки и швырнул нагрудник в сторону бара, обнажив безволосую грудь с неестественно красными сосками вероятно подкрашенными помадой.

– Верните танцовщиц.

Сильви покачала головой:

– Ты еще ничего не видел.

В другом конце зала какой-то толстяк поднялся из-за столика и стал неуклюже проталкиваться среди зрителей.

– Я видел достаточно – смотри, люди уходят.

Сильви взяла меня за локоть, не спуская глаз с Бодо. Я оглянулся на дверь, ожидая увидеть массовый исход, но увидел толстяка, пробиравшегося к нам с грацией пьяного матроса. Сильви по-прежнему смотрела на сцену.

– Дождись кульминации.

– Мне оно надо? – Бодо наклонился вперед, резко сорвал с себя штаны на липучках и остался в кружевных черно-розовых трусиках, подвязках и чулках. – Ну ни хера себе парад уродов.

– Не волнуйся, Уильям, до хера дело не дойдет.

Смех Сильви внезапно оборвался. Я почувствовал, что за спиной у меня кто-то стоит. Толстяк взялся за спинку моего стула и наклонился к Сильви:

– Привет, Сьюзи. – Он дыхнул пивом, табаком, специями и гнилью. – Давненько не виделись, а?

Сильви в панике взглянула на него, но голос ее не выдал.

– Вы ошиблись.

Он сконфуженно улыбнулся мне кривой пьяной улыбкой и взялся другой рукой за стул Сильви. Он погладил ее по спине, доверительно подмигнув мне.

– Друг, одолжи ненадолго. Минут на пятнадцать, – ухмыльнулся он. – Или меньше.

– Она же сказала, приятель, ты ее с кем-то спутал.

Он поднял руки.

– Я ничего не путаю, я не забываю лиц, – он улыбнулся, – и губ, и сладеньких задниц, и…

Я вскочил, оттолкнув его от стула. Бодо на сцене поднял руки, приглашая зрителей подпевать, улыбаясь вопреки своему печальному положению, и начал раскачиваться из стороны в сторону, как метроном.

– Дама сказала, ты ошибся.

– Эй, если она скажет уйти, я уйду. – Толстяк сально ухмыльнулся, его гладкое розовое лицо походило на вареный окорок. – На всех хватит, первый-второй, мне без разницы, как нравится. – Он засмеялся. – Держи яйца как нравится.

– Когда ты видел последний раз свои яйца, жирный ублюдок? – сказала Сильви, а я пихнул его в грудь. Пихнул несильно, но парень был пьян. Он отшатнулся, налетел на соседний столик, расплескав напитки, к неудовольствию сидевших за ним людей. Казалось, он вот-вот упадет, но солидное пузо, видимо, приучило его держать равновесие, и он устоял, качаясь, как упрямая кегля. Он улыбнулся еще шире. Бодо запнулся. Толстяк пожал плечами и примирительно поднял руки. Я поставил на место стул, и парень обернулся ко мне:

– Чего драться из-за шлюхи? Она с любым пойдет, кто попросит, – обиженно сказал он.

– Не с тобой.

Он пожал плечами.

– Наслаждайся. Для шлюхи она очень даже ничего.

Сильви плеснула вином ему в лицо. Толстяк встряхнулся как Лабрадор после купания. Он приблизил свое лицо к Сильви и, на мое счастье, по-английски сказал:

– Берегись, милочка, твой парень по уши в долгах, и мне кажется, платить придется тебе.

Он сжал ее грудь.

Я вмазал ему в челюсть, и пальцы свело от боли. Бодо уронил микрофон – по комнате словно взрыв прокатился. Я схватился левой рукой за покалеченную правую. Толстяк попытался схватить меня. Сильви принялась бросать стаканы. Один покатился по сцене и влетел в микрофон с оглушительным грохотом. Второй предназначался обидчику. Тот пригнулся, но слишком поздно: стакан задел его, плеснув в глаза пивом, и толстяк закрыл их ручищами. Бодо слезал со сцены. Все словно замедлилось – все, но не Сильви. Она схватила сумочку и пальто, подталкивая меня к выходу:

– Быстрее!

Мы бросились к двери, и никто не пытался нас задержать, кроме Бодо, которому мешали зрители. Я оглянулся и увидел, как он перескочил через стол – весьма неожиданно для мужика в женских трусиках.

Мы с грохотом вылетели из клуба на улицу. Я слепо бежал за Сильви, ориентируясь на стук каблуков, пока не убедился, что погони нет. Я встал, наклонившись вперед, обхватив руками колени, глубоко вдыхая ночной воздух, и думал, смогу ли я когда-нибудь отдышаться. Сильви услышала, что я остановился. Она обернулась, засмеялась, словно сирена, и бросилась прочь, стуча каблуками по тротуару. Я сделал глубокий вдох и побежал, но уже не от Бодо. Сильви свернула с главной улицы в темный переулок, и я бросился за ней, вовлеченный в охоту.