Ирвин Шоу - Богач, бедняк. Нищий, вор.

— Да… кажется.

— Вы можете прийти в театр «Беласко» в пять часов с купальником? Там будут режиссер и ар.

— Хорошо, в пять, — кивнула Гретхен. Прощай, Станиславский! Она почувствовала, что краснеет. Ханжа. Работа есть работа.

Выйдя из подъезда, она сразу увидела Эббота и Мэри-Джейн. Гретхен улыбнулась. Пусть в городе живет шесть миллионов, но эти двое все-таки ждали ее!

— Как насчет того, чтобы пообедать вместе? — спросил Вилли.

— Я просто умираю с голоду, — ответила Гретхен.

Она стояла в театральной уборной в черном купальнике, критически разглядывая себя в зеркало. В дверь постучали, и раздался голос помощника режиссера:

— Мисс Джордах, если вы готовы, мы вас ждем.

Зардевшись, она открыла дверь. К счастью, света на сцене было мало, и никто не заметил, что она покраснела.

— Просто пройдитесь туда и обратно несколько раз, — сказал помощник режиссера.

В неосвещенном зале примерно в десятом ряду темнели чьи-то фигуры.

Пол на сцене был не подметен, голые кирпичи задней стены навевали мысли о римских развалинах.

— Мисс Гретхен Джордах, — выкрикнул помощник режиссера в темную бездну зала, словно бросил бутылку с запиской в полночные волны моря. Вот я и поплыла. Ей захотелось убежать.

Гретхен прошла через всю сцену. Ей показалось, будто она взбирается на гору. Привидение в купальнике.

В зале стояла тишина. Гретхен прошла обратно. Ни звука. Она прошла туда и обратно еще два раза, боясь, что занозит босые ноги.

— Благодарю вас, мисс Джордах, — послышался унылый голос Николса. — Прекрасно. Завтра зайдете ко мне, и мы заключим контракт.

Оказывается, все так просто. Она сразу же перестала краснеть.

Вилли сидел один за стойкой в маленьком полутемном баре «Алгонквин» и пил виски. Он сразу заметил ее и повернулся на крутящемся табурете.

— Наша красавица похожа на красавицу, только что получившую в театре «Беласко» роль, раскрывающую извечную женскую тайну. Я цитирую. — За обедом он и Мэри-Джейн долго хохотали, когда Гретхен пересказала им свой разговор с Николсом.

Она села рядом на табурет.

— Ты угадал. Перед тобой будущая Сара Бер.

— Она бы никогда не справилась с такой ролью. У нее была деревянная нога. Будем пить шампанское?

— А где Мэри-Джейн?

— Ушла. У нее свидание.

— В таком случае пьем шампанское. — И они оба рассмеялись.

— У нас сегодня большой выбор, — сказал Вилли. — Мы можем остаться здесь и пить всю ночь. Можем где-нибудь поужинать. Можем заняться любовью. Можем пойти в компанию. Ты любишь вечеринки?

— Не знаю. Мне редко приходилось на них бывать, — ответила Гретхен, пропуская мимо ушей предложение заняться любовью. Вилли все обращал в шутку, и трудно было сказать, когда он говорит серьезно. Наверное, даже во время войны он умудрялся находить что-то смешное в рвущихся снарядах и самолетах, падающих вниз с горящими крыльями.

— В таком случае решено. Идем в компанию, — заявил Вилли. — Но торопиться некуда. Там будут гулять всю ночь, поэтому, прежде чем ринемся в безумный водоворот удовольствий, я бы хотел кое-что о тебе узнать. — Он налил себе еще шампанского. Рука у него слегка дрожала, и бутылка, стукаясь о край бокала, выбивала мелодичную дробь.

— Что именно ты хочешь узнать?

— Начнем с самого начала. Место жительства?

— Общежитие Христианской ассоциации молодых женщин.

— Боже мой, — простонал он. — Как ты думаешь, если я надену женское платье, у меня есть шанс сойти за юную христианку и снять комнату рядом с твоей? Я ведь маленький и к тому же блондин — когда небрит, щетина почти незаметна. А мой отец всегда мечтал о дочери.

— Боюсь, ничего не выйдет. Старуха, которая выдает нам ключи, может за милю отличить парня от девушки.

— Так. Пойдем дальше. Как у тебя с мужчинами?

— В настоящий момент я одна, — после некоторого колебания ответила Гретхен. — А ты?

— По Женевской конвенции военнопленный обязан сообщить только свою фамилию, ранг и личный номер. — Он улыбнулся и положил свою руку на ее. — Но я скажу тебе все. Я обнажу свою душу. Я расскажу тебе о том, как еще в колыбели хотел убить своего отца; как до трех лет меня не отнимали от материнской груди; расскажу, что мы с мальчишками вытворяли за амбаром с дочкой соседа. — Неожиданно лицо его посерьезнело. Он откинул волосы с высокого выпуклого лба. — И кстати, уж лучше тебе об этом узнать сейчас, чем потом. Я женат.

Шампанское обожгло ей горло.

— Пока ты шутил, ты мне больше нравился.

— И самому себе тоже, — серьезно сказал он. — Но все не так безнадежно. Я сейчас пытаюсь с ней развестись. Мамочка нашла себе другие развлечения, пока папочка играл в солдаты.

— А где она… твоя жена? — Ей было трудно произнести это. — Как нелепо, — подумала она. — Я знакома с ним всего несколько часов.

— В Калифорнии, в Голливуде. Похоже, я неравнодушен, к актрисам.

— И давно ты женат?

— Пятый год.

— Кстати, а сколько тебе лет?

— А ты обещаешь, что не бросишь меня, если я скажу тебе правду?

— Какие глупости. Ну сколько?

— Целых двадцать девять. О господи!

— При дневном свете я дала бы тебе года двадцать три, — удивленно покачала головой Гретхен. — А чем ты занимался до войны? Откуда ты знаешь Николса?

— Помогал ему в двух постановках. Я — зенитная артиллерия. Занимаюсь рекламой. Самое противное занятие в мире. Хочешь, чтобы твой портрет попал в газету, девочка? — Отвращение в его голосе было неподдельным. — Уходя в армию, я надеялся наконец-то отделаться от этой работы, но начальство ознакомилось с моим личным делом и определило меня в службу информации. Меня следует арестовать за то, что я ношу офицерское звание. Хочешь еще шампанского? — Вилли налил им обоим. Горлышко бутылки жалобно зазвенело льдинкой о бокалы. Пожелтевшие от никотина пальцы дрожали.

— Но ты же был за границей… Ты же летал, — настаивала Гретхен. За обедом он рассказывал о своих полетах в Англию.

— Всего несколько вылетов, достаточных для того, чтобы получить медаль, благодаря которой я не чувствовал себя в Лондоне раздетым. Я летал пассажиром и восхищался тем, как воюют другие.

— Но как бы там ни было, тебя тоже могли убить. — Гретхен хотелось вывести его из этого мрачного состояния. — Когда ты собираешься увольняться из армии?

— А я и так уже в бессрочном отпуске. Форму ношу просто потому, что в ней бесплатно пускают на спектакли. Кроме того, мне надо два раза в неделю ездить в госпиталь лечить спину, а без формы никто не поверит, что я капитан.

— Лечить спину? Ты был ранен?

— Не совсем. Мы слишком энергично приземлились, и нас тряхнуло. Пришлось потом перенести небольшую операцию. Лет через двадцать я буду всем рассказывать, что этот шрам у меня от шрапнели.