Том Роббинс - Новый придорожный аттракцион

– Насекомые! – воскликнула Аманда, сползая вниз по стволу ели.

– Насекомые? Где? На дереве?

– Нет, в зверинце!

К тому времени она добралась до последней, нижней ветви, и Джон Пол принял ее себе на плечи. Ее промежность прижалась к его затылку. Аманда сегодня так и не успела принять ванну, хоть прошлой ночью они и занимались любовью. Она пахла так, как пахнут объедки, оставшиеся от эскимосского пикника. Зиллер моментально возбудился. (Кажется, кто-то сказал, что запах на восемьдесят процентов состоит из любви?)

– Насекомые в зверинце, – повторила Аманда.

Джон Пол взял за руку малыша Тора и направился к задней двери, ведущей в дом.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он без особой заинтересованности в голосе.

Аманда ощущала, как длинная египетская шея Зиллера плотно прижимается к ее промежности, раздвигая губы вульвы, однако была решительно настроена против, пока не доведет свою мысль до конца. Теперь они находились в кухне. Джон Пол посадил малыша Тора на высокий детский стул и положил перед мальчиком мясистый банан. Аманда по-прежнему оставалась сидеть у него на плечах.

– Зверинец, а в нем насекомые, – повторила Аманда. – Насекомые. Самые многочисленные живые создания на Земле и, пожалуй, самые малоизученные. Многие из них обитают только в определенных местах, площадь которых очень мала. Мы могли бы построить для них замечательные клетки, миниатюрные дворцы и пагоды, лабиринты и взлетно-посадочные полосы и прочее. Ах… – Давление его затылка на ее вульву сделалось невыносимым.

– То есть ты предлагаешь устроить гексаподиум, придорожный аттракцион всевозможных жуков и пауков? – спросил Джон Пол, поднимаясь на второй этаж.

Аманде пришлось нагнуться, чтобы уберечь голову. Костлявые пальцы мужа впивались ей в бедра.

– Почему бы нет? Сверчок, тарантул, дрессированные богомолы, все они благоденствуют в неволе и являются интересными домашними животными. Многие насекомые живут относительно долго, и их содержание не представляет особой проблемы. Например, известно, что постельные клопы… оп-п-п! – Джон Пол опрокинул ее на матрас, – …могут целый год обходиться без пищи. О боже!

– А я мог бы всю жизнь питаться вот этим! – воскликнул Зиллер, впиваясь в ее губы свирепым поцелуем.

Молния на комбинезоне Аманды была моментально расстегнута, от горла и до промежности. Между его распахнутых вельветовых половинок, подобно шляпке гриба, торчал ее круглый розовый живот.

– Насекомые очаровательны. Многие из их чувств и ощущений более развиты, чем у людей. Человеческий язык, например, не может определить разницу между раствором сахара и растворенным в воде сахарином. А вот пчелы, осы и бабочки, хотя и любят сахарную воду, к растворенному в воде сахарину никогда не прикоснутся.

В это время Зиллер тоже кое-чем лакомился. Аманда таяла от его прикосновений. Она казалась самой себе чем-то вроде остатков глазури на ложке после того, как кондитер украсил праздничный торт.

– У насекомых есть сердце и система кровообращения, совсем как у людей. Но известно ли тебе, что измерить пульс жука тем не менее невозможно?

Зачем она сказала это? Ведь это не имело никакого отношения к происходящему. Такое впечатление, что присущая ей рассудительность начинает ей изменять. Джон Пол тем временем освободился от своей набедренной повязки. Затем нагнулся над женой. Его напряженный член упирался в живот Аманде, совсем как рукоятка мотыги, прижатая к тыкве. Глядя на него, Аманда думала о том, что сейчас сказала бы следующую фразу: «Европейская бабочка капустница имеет изогнутый хоботок».

Аманда была упрямой женщиной. Она имела намерение все-таки высказать то, что задумала. Если провести сравнение с пальцем легендарного голландского мальчишки, заткнувшего дырку в дамбе, то можно было бы сказать, что Аманда пыталась заткнуть пальцем то самое место, откуда вот-вот могли хлынуть горячие соки любви.

– Послушай, тебе не кажется, что это вполне здравая идея? Мы можем организовать муравьиную ферму и блошиный цирк. Некоторые виды насекомых смотрятся просто очаровательно! Гигантский жук-носорог, жук-арлекин. И вовсе не обязательно, чтобы все они были живыми. Мы могли бы выставить для всеобщего обозрения нашу коллекцию скарабеев. И моих редких южноамериканских мотыльков. И вообще ведь наша муха цеце даже не… ЖИВАЯ!

В этот миг Зиллер проник в нее, погрузившись на глубину примерно одной двенадцатой морской сажени, соответствующей обычным шести футам.

Плотину прорвало, затопив с головой славного голландского мальчугана. А также всех бесчисленных волшебных насекомых всего мира.

Посреди ночи Аманда разбудила Джона Пола.

«Нет, – подумал он, – этого не может быть. До появления на свет ребенка еще целых три месяца!»

Жена смотрела на него лежа, опираясь на локоть. Он понял, что она только что вышла из состояния транса. Лицо ее выражало крайнюю усталость, глаза были безжизненными, как промокательная бумага. В ее святилище – за пропахшими благовониями занавесями – горела серебряная свеча. Черт побери. Она вставала с постели.

«Цивилизация притупляет мои чувства, – размышлял Зиллер. – В джунглях я проснулся бы от малейшего звука в радиусе пятидесяти ярдов».

– Джон Пол, – спросила Аманда тихим, усталым голосом. – Ты знаешь, что есть животные, находящиеся на грани исчезновения?

– Ну… м-м-м… да, кажется, знаю.

– Я сейчас не об африканских хищниках, которых ты так любишь. Я имею в виду диких представителей фауны нашей страны. Под угрозой исчезновения находятся: красный волк, медведь гризли, белка с полуострова Дельмарва, санхоакинская лисица, флоридская пантера, колумбийский белохвостый олень, соноранский вилорог, индианская летучая мышь, чернолапый хорек, флоридский ламантин и гваделупский морской котик.

При упоминании индианской летучей мыши Зиллера передернуло. Ему неожиданно вспомнилось, что, когда Аманда разбудила его, он видел во сне свою бывшую жену. Ее вынесли из здания Оперного театра Канзас-Сити как раз посередине второго акта «Летучей мыши». Ее крики, имитирующие крики летучей мыши, перекрывали меццо-сопрано. Слюни капали из ее прекрасного ротика подобно жемчужинам, вылетающим из ануса ангела. Зиллер вздрогнул и набросил на плечи одеяло.

– И это только млекопитающие, – продолжала Аманда. – Еще есть птицы: гавайский гусь, алеутский гусь, исландский белогрудый гусь, гавайская утка, гавайский буревестник, калифорнийский кондор, гавайский ястреб, лысый орел, флоридский коршун, юмский водяной пастушок, полевая курочка, эскимосский кроншнеп, журавль-крикун, пуэрто-риканский попугай, дятел, воробей и многие-многие другие.

Мне кажется, что Плаки Перселлу понравилось бы то, что я сейчас скажу, – добавила Аманда с уже большей живостью в голосе. – Рост американской экономики – вырубка лесов, загрязнение воздуха и воды промышленными отходами, появление все новых и новых пригородов – с каждой минутой подталкивает кондора все ближе к грани уничтожения. А кондор – точный и цельный традиционный символ Американской Республики. Думаю, таким любителям абстракций, как наши соотечественники, будет крайне неприятно узнать о медленном уничтожении символа собственной нации.