Том Роббинс - Новый придорожный аттракцион

А потом пошли дожди. Они пришли со стороны гор и залива. Дожди проливались болезнями. Дожди проливались страхом. Дожди проливались запахом. Дожди проливались убийством. Дожди проливались опасностью и бледными яйцами зверя.

Дождь падал на города и поля. Он падал на сараи, в которых стояли трактора, и на лабиринты болот. Дождь падал на поганки, и папоротники, и мосты. Он падал и на голову Джона Пола Зиллера.

Дождь лил не переставая несколько дней подряд. Началось наводнение. Затопило колодцы, и они наполнились рептилиями. Подвалы наполнились окаменелостями. По сочившимся влагой полуостровам бродили поросшие мхом психи. Капли влаги сверкали на клюве Ворона. Древние шаманы, вымытые дождем из своих домов в пнях мертвых деревьев, позвякивали похожими на раковины моллюска зубами среди затопленных дорог, ведущих в лес. Дождь с шипением обрушивался на автострады. На рыбацкие лодки. Он пожирал старые тропы войны, рассыпал чернику, пробегал подорожным кюветам. Он все вымачивал. Распространялся во все стороны. Повсюду проникал.

И дождь принес дурное знамение. И отраву принес. И краску. И принес лихорадку.

Дождь поливал китайские острова. Падал на череп, в котором обитали сверчки. Обрушивался на лягушек и улиток в канавах. Хлестал по неправдоподобно огромной сосиске, умиротворяющей и уязвимой. Барабанил по окнам больницы, куда привезли Аманду. Кровь, стекавшую по ее ногам, смыло струями дождя.

Дождь почти заглушал стоны боли, которые она издавала, лежа в кустарнике возле мышиных норок. Дождь хлестал по лежавшему рядом плоду, появившемуся на свет преждевременно в результате выкидыша. Лежавшему среди грязной полевой травы. Дождь струился по глазам потерявшей сознание Аманды, как хлестал и по окнам больницы, где она лежала уже одиннадцать дней, временами на грани смерти.

Больничный коридор блистал тишиной. Восседавшая на санитарном посту медсестра – с приветливым лицом, хотя вся какая-то тощая – оторвала взгляд от журнала «Ридерз дайджест», в котором с огромным удовольствием читала статью под названием «Как стать хорошим президентом» пера покойного президента Дуайта Эйзенхауэра. Посетителей начнут пускать только через сорок минут, так что она не ожидала никого из тех, кто приходит навестить пациентов. Честно говоря, она и не думала, что кто-нибудь придет в эту пору. О боже! Это ж надо! Высокий, с уксусного цвета лицом мужчина, с шаром перекати-поля вместо волос, одетый в накидку-дождевик из шкуры питона, из-под которой у него виднелась… лишь набедренная повязка.

«Наверное, какой-нибудь псих, – подумала сиделка. – Что же ему надо? Как я с ним справлюсь? Да, это вам не генерал Дуайт Эйзенхауэр! Из такого президент, как из меня…»

Увы, ход ее мыслей был вскоре прерван.

Незнакомец оказался вежливым. В его намерения, видимо, не входило ограбление или изнасилование. Он пришел в больницу проведать жену, ах да, та самая бедняжка, у которой случился выкидыш. Он знал, что время приема посетителей начнется позже, но пришел ненадолго, потому что дома остался малолетний сын под присмотром его доброго друга – дрессированного бабуина. Все врачи находились на обеде, поэтому сиделка извинилась и тут же скрылась в стерильно белом коридоре. Через пару минут она вернулась и объявила:

– Миссис Зиллер спит. Она очень слаба. Ее состояние по-прежнему остается критическим. Думаю, мистер Зиллер, вам лучше прийти сюда завтра. («И ради бога, наденьте какую-нибудь одежду!») Последнюю фразу она тихо пробормотала себе под нос.

– Можно мне хоть взглянуть на нее? – Голос у него был усталый, но такой культурный и мощный. – Мне хотелось оставить ей вот это. – И он протянул целый букет мухоморов (Amanita muscaria) – больших, ядреных, с белыми бородавками, которыми равномерно обсыпаны их алые шляпки.

У сиделки перехватило дыхание.

– Они же ядовитые, верно?

– Нет. Нет. Они просто… обладают… необычным эффектом, необычно воздействуют на нервную систему и мозг, но смерти они в себе не таят. В любом случае на них нужно смотреть, любоваться ими, а не жевать их. – Он улыбается. – Они ей очень понравятся.

Сиделка попыталась не выдать свое беспокойство.

– Ну хорошо, – сказала она. – Тогда поставьте их в кувшине, в котором вы их принесли. Но я обязательно спрошу у доктора, когда тот вернется с обеда.

Затем она провела Зиллера по стерильному пространству ослепительно белого коридора и больничного запаха к палате, в которой лежала Аманда.

– Не стоит беспокоить ее, – добавила сиделка и приоткрыла дверь.

Зиллер проскользнул внутрь. Он мысленно взял в ладони лицо Аманды, отбросив в сторону бледность, худобу, пластиковые трубки, подсоединенные к ее ноздрям и венам, руки, напоминавшие сломанные крылья. Джон Пол не осмелился потревожить ее даже поцелуем. Волшебные слова, которые Зиллер хотел сказать ей, он только еле слышно прошептал. Он оставил на столике у изголовья кровати кувшин с пламенеющими грибами. А еще – стихотворение хайку, начертанное на подмокшем листке тонкой рисовой бумаги:

По словам Плаки Перселла, все рано или поздно сводится к презренному металлу. Вполне возможно, что Перселл несколько преувеличивает, однако мало кому из нас удается избежать соприкосновений с экономикой. Финансовый кризис постиг и Зиллеров – как итог госпитализации Аманды.

По правде говоря, Зиллер вбухал в создание придорожного зверинца кучу денег. За участие в гастролях передвижного тибетского шоу Почти Нормального Джимми они с Амандой получили не очень-то щедрое вознаграждение (хотя Джону Полу и платили по соответствующей профсоюзной ставке), не обогатился Зиллер и от продажи своих скульптур (хотя несколько из них перекочевали в коллекции ну о-очень состоятельных коллекционеров). Зато его игра в составе «Худу Мит Бакит» оказалась вполне прибыльным делом. И хотя альбом группы продавался, что называется, из-под полы – ни один уважающий себя дистрибьютор никогда в жизни не прикоснулся бы к нему – и находился в черном списке радиостанций от Атлантического до Тихоокеанского побережья, он тем не менее стал культовым фетишем, «классикой андеграунда», и разошелся в количестве пятидесяти тысяч экземпляров. Вместе с финансовым успехом появились и знаки внимания к творчеству группы со стороны истеблишмента и намеки на возможный компромисс. На авеню Б. в баре «Аннекс» состоялось импровизированное собрание музыкантов группы. Четыре музыканта-героя огромными глотками осушали емкости с пивом, заедая их бесплатным арахисом. (В голодные дни Джон Пол и Мон Кул иногда существовали только на этих орешках бара «Аннекс». Белок – он повсюду, где только отыщешь его.)