Владимир Волкофф - Ангельские хроники

Откуда взялось такое извращение? Как это обычно бывает, мнения экспертов разделились. Одни считали, что это результат классовой борьбы, другие связывали это с распространением ростовщичества, третьи – с предоставлением женщинам права голоса. Однако все были согласны в том, что во многом этому способствовали падение веры и упадок государственности. Мессир Рафаил послал двух ангелов по имени Аф и Кезеф, чтобы те разобрались на месте.

Вы знаете их: Аф, князь Гнева, выкованный из черно-красных огненных цепей, – тот самый, что в один прекрасный день проглотил Моисея до самого его обрезанного члена; Кезеф – один из пяти ангелов Разрушения; чтобы обуздать его, Аарон вынужден был запереть его однажды в Ковчеге Завета. Без малейшего содрогания они погрузились в зловонное облако.

Приземлившись посреди города, они удивились, хотя и были готовы к этому, не виданному ими доселе уровню непрозрачности. И если бы только непрозрачности! Казалось, что все вокруг весит вчетверо больше своего настоящего веса; перья птиц были будто свинцовыми; трудно было оторвать ноги от земли, чтобы сделать шаг, – так тяжел был воздух. У людей и правда есть такая особенность – влиять на то, что их окружает, и передавать этому свои собственные уродства.

– Какой ужас! – сказал Аф.

– Какая мерзость! – сказал Кезеф.

Они пошли.

На мостовых валялись с виду трудоспособные молодые люди, которые были не в силах удержать свой вес. Они курили анашу, зажав между колен плошку для подаяния. Из-под заскорузлых от грязи одежд были видны вызывающие татуировки, делавшие их кожу похожей на плакаты. Бесформенные самки со слоновьим изяществом вертели крупами в попонах из размалеванных тканей; волосатые самцы покачивались, щеголяя дряблой грудью и туго обтянутыми детородными органами. Небритый, одутловатый карлик, тяжелый, как чугунная болванка, предлагал прохожим таблички с картинками, изображающими необычные формы спаривания. С трудом передвигая ноги, как во сне, прошла по улице колонна демонстрантов: бескровные мужчины и женщины, некоторые без носа, выставляли напоказ свои язвы, заявляя при помощи транспарантов и выкриков свое право на свободную пропаганду их образа жизни. Совет судей приветливо встретил их на ступенях здания суда и поспешил присоединиться к их требованиям. В гимнасиях, [9]слепившись передами, задами, головой вверх, головой вниз, образуя что-то наподобие гроздьев, люди опробовали различные способы элементарного сопряжения тел. В тени портиков голые мальчишки соревновались, измеряя определенные части тела. У сточных канав недозрелые, но уже беременные девицы, железными щипцами выдрав из своего лона плод, бросали его в клоаку. Аф и Кезеф достаточно нагляделись на все это. Они полетели обратно.

Вернувшись, они представили отчет ангелам-экспертам, в основном престолам, [10]которые установили, что население города больно обширным раком «я».

«Я» – это орган, о котором мы не имеем представления, но люди обладают им; он позволяет им судить о Добре и Зле, чаще всего с грехом пополам, из-за него Господь любит их больше, чем нас, но орган этот легко разлаживается и часто принимает чудовищные формы.

К несчастью, рак этого органа не смертелен. Опухоль «я» не может его уничтожить, а лишь обрекает на постоянное сильнейшее удушье. Все вместе горожане, скорчившись посреди продуктов своей жизнедеятельности и различных отбросов, с упоением мазались ими и должны были бы вот-вот утонуть в них, если бы, несмотря на размягченные мозги и осоловевшие от разврата глаза, внутри каждого из них, словно горящий уголек, не теплился неувядающий росток Божьего подобия. Одобрив доклад Афа и Кезефа, эксперты рекомендовали немедленно приступить к действию.

Естественно, велось и параллельное расследование. Необходимо было установить, не в состоянии ли сами жертвы помочь себе каким-либо действием. Не сохранилось ли в душе кого-нибудь из этих мужчин и женщин, менее других погрязших в пороке, тоски по миру, где бесконтрольное разрастание «я» не является единственным способом существования? Не было ли в их среде какого-либо более или менее здорового элемента, с которого могло бы начаться исцеление? Обратились за консультацией к почтенному информатору по имени Авраам, однако, вопреки своим самым добрым намерениям, он не нашел в городе и десятка человеческих существ, которые смогли бы стать, так сказать, ядром спасения сообщества. Все шло своим чередом. Вмешались силы и господства. Были изучены противоречивые предложения самого радикального и умеренного толка: недаром говорится, что «Божьи мельницы мелют медленно, но верно». Наконец в один прекрасный день Аф и Кезеф были вызваны к мессиру Михаилу, который ведает у нас исполнением постановлений.

– Запаситесь как следует состраданием, – приказал он им, – и отправляйтесь обратно.

– Какова наша задача?

– Вы узнаете об этом на месте.

На месте многое изменилось – к худшему.

Нам и отсюда было видно, как потемнело за это время облако, но, не побывав на месте событий, невозможно было представить себе тех бедствий, что обрушились на Содом. Горожане давно уже исчерпали запас удовольствий, часть которых не входит в число дозволенных, но пребывает при этом в полном соответствии с природой. Нет, им взбрело в голову извратить ее, надругаться над ней и злоупотребить ею всеми способами. После этого они обнаружили ужасающее наслаждение в непристойностях и наконец пришли к последней степени сладострастия – жестокости.

Вечерело, когда Аф и Кезеф вновь коснулись земли. В переулках было уже темно, но печные трубы еще розовели. Ангелы двинулись в путь – косая сажень в плечах, гордая осанка, серебряные крылья поблескивают в полумраке. В трущобах, мимо которых они проходили, занимались только любовью. Какая насмешка! Эти существа как только не пользовали друг друга, а затем остервенело отталкивали, озлобленные собственной похотью. Любовь – это вид отношений, а значит, она подразумевает определенную дистанцию. Здесь же все было липкое нагромождение тел – зверь о тридцати шести хребтах. Нездешние путники обоняли омерзительное зловоние.

Наконец они вышли на главную площадь. При виде их по городу разнеслась молва: райские птицы слетели в Содом, и без всякой охраны!

Горожане обоих полов столпились на балконах и у входов в дома, в их запавших глазах, горящих из-под спутанных волос, которые они отбрасывали назад медленным движением пловца, читалось одно и то же темное желание. Эти крылатые существа, что шагали по пыльной дороге, несли с собой что-то новенькое, а сладострастие так однообразно, что даже ожидание новизны пробуждает чувства, как бы пресыщены они ни были. Поймать неуловимое, овладеть тем, кто свободен по самой сути своей, – как это сладко, даже если ты лопаешься от сытости! И содомиты стали наступать.