Владимир Волкофф - Ангельские хроники

Но я знаю, что вы все равно меня осудите, и понимаю вас: я – ваш враг, и вы сильнее. Я же сказал: победитель обязан быть беспощаден. Представьте на мгновение, что я – сильнее вас: я бы не раздумывая послал вас лизать раскаленные сковородки. Короче, все это вопрос расстановки сил, а вовсе не справедливости, а вы – лицемеры, и ваше мирозданье, которым вы так кичитесь, – выгребная яма. Вот я подожду на самом дне преисподней, пока ваш Боженька не придет совсем в негодность. А тогда выйду оттуда и сам стану богом.

Слюна кипела в уголках его рта.

И снова судьи обменялись взглядом. Они заметили ликование, с каким Рихтер подбирал самые оскорбительные слова. Подняв глаза к небу, ангел-хранитель, казалось, говорил: «Он всегда был такой. Я не виноват».

– Ты только забываешь одно, – сказал Рихтеру Аватур Музания. – Бог тебя любит.

Рихтер хихикнул:

– Плевать я хотел на его любовь.

Прошли тысячелетия – не знаю сколько. Мир подходил к своему концу. Ангел-хранитель регулярно спускался в ад и жалобно спрашивал Рихтера, все так же ли тот отказывается покориться Любви.

– Да, – отвечал Рихтер, – и закрой дверь с той стороны.

Надо сказать, что ад теперь вовсе не походит на то, каким его себе обычно представляют. Дантовы грешники, без конца сдирающие с самих себя кожу, которая без конца нарастает вновь, или пожирающие друг у друга мозги, встречаются редко. Как, впрочем, и котлы с кипящей смолой. Самая ужасная пытка – постоянное отсутствие Бога (от нее страдают и живые, хотя для них она еще весьма относительна), однако похоже было, что и это не имеет на Рихтера ни малейшего воздействия. Так что даже дьявол, признав в нем коллегу человеческого рода, делал ему всяческие поблажки и оказывал знаки внимания. В результате точно так же как бренное тело Рихтера не было предано земле его последователями, а наоборот, забальзамировано, сохранено, и эта падаль была выставлена для всеобщего поклонения в гробу из пуленепробиваемого стекла, поставленного в самом центре порфирового мавзолея, – его бессмертная душа была заключена во дворце Неискупленного Зла, как в вечном слепке с его земной мастабы. [50]

Итак, приближался конец света.

Ангелы суетились, спеша отделить зерна от плевел, сложить первые в амбары Бытия, а вторые выбросить в небытие. Души, которым был назначен очистительный огонь, выходили из него и одна за другой, как мыльные пузыри, возносились на небо, чтобы с упоением лицезреть там Божий Лик неизреченной доброты. Вскоре внизу осталось лишь несколько преступников, более, чем другие, закосневших в грехе, но и они, признав свои ошибки, были прощены и с благодарностью вернулись на свою небесную родину. Старая земля была заменена новой, старое небо – новым, горний Иерусалим с яхонтовыми стенами и золотыми чертогами, самоцветными опорами и двенадцатью жемчужными вратами спустился с небес, нарядный, как невеста пред женихом. Короче говоря, настало время закрыть навсегда этот эон, опечатав ад, но опечатать его было нельзя, пока там оставался один-единственный человек – Рихтер. Попросили ангела-хранителя любой ценой уломать его. От него не будут ждать раскаяния, просто пусть выкатывается и безвозмездно идет пастись на лугах Божественного света.

Рихтер, в костюме и жестком воротничке, лежал на красном атласном матрасе во дворце Неискупленного Зла, положив одну руку на грудь, а другую вытянув вдоль бедра.

– А, это ты, придурок, – проговорил он из глубины своего прозрачного гроба. – Давненько я не имел удовольствия тебя видеть! Ну что, дурья башка, притащился вкручивать мне очередную чушь?

– Я прибыл сообщить тебе, – дипломатично отвечал ангел-хранитель, – что время все сглаживает, даже преступление Ореста, [51]даже твои грехи. И не во власти человека – существа конечного – грешить без конца; так что и твоему наказанию должен быть предел. Считай, что ты прощен, и присоедини свою радость к радости всей просвещенной твари. Нет больше зла на земле, лев и ягненок лежат рядом, и все сияет светом Господним.

– Ну что ж, тем хуже, – ответил Рихтер. – Народные гулянья никогда меня не привлекали. На что мне твои ярмарочные фонари? Меня прекрасно устраивает здешний полумрак. А что до Божьего прощения, я о нем не просил и считаю, что со стороны твоего Бога нахальство – прощать меня против моего желания.

– Ты не понял, – откликнулся ангел. – Там, наверху, все ликуют от счастья, и люди, и мы, ангелы. Мы все любим друг друга и поем все вместе славу Господню. Люди снова стали такими, какими были до грехопадения. Если бы ты вышел отсюда, ты не узнал бы сам себя: ты стал бы добрым и безмятежным, да-да, ты, Рихтер! Ты бы только посмотрел, как отплясывает старик Адам, когда Исрафил начинает трубить в свою трубу. Тебе больше нечего здесь делать, пойдем.

– Нет есть чего. Говорить Богу «нет».

Ангел рассердился.

– Ты пользуешься тем, что ад стал цивилизованным. Посмотрел бы я на тебя, если бы тебе целыми веками черти без зазрения совести поджаривали пятки.

– Ну, я конечно бы сразу стал молить о пощаде, но как ты не понимаешь, что это была бы моя победа? Ведь какая-то частица во мне продолжала бы все равно говорить «нет», и этого было бы достаточно для доказательства моей правоты.

Отказ Рихтера был передан по инстанциям и дошел до Уриила, Управителя Солнца, Пламени Господня, ангела Присутствия и архангела Спасения, который призвал к себе Педаила, ангела Освобождения.

– Ну-ка, освободите мне Рихтера.

– А если он откажется?

– Вы – ангел, мой милый. Разбирайтесь сами.

Но Педаил не разобрался. Рихтер ответил, что он не хочет, чтобы его освобождали, потому что он чувствует себя свободным везде, где нет Бога. Для нас нет ничего труднее, чем понять, как можно цепляться за тьму, когда солнце истины осветило мир, но Педаил потерпел поражение.

Такое поведение показалось Уриилу просто тупостью, и он поторопил Анабиила, ангела Глупости, доказать Рихтеру, что его упрямство – глупо. Рихтер ответил:

– А ты мне осточертел со своим солнцем истины. Если истина – одна, то никакой свободы нет.

Тогда Уриил послал к нему Поиила, ангела Философии, велев тому разъяснить Рихтеру, что это рассуждение, хоть и вполне гениальное, все же ошибочно, так как в основе его лежит неправильное представление о свободе. По мнению Поиила, свобода заключается в признании истины таковой.

– А по мне, – ответил на это Рихтер, – так в ее отрицании.

Заграгил, ангел Мудрости, стал доказывать Рихтеру, что тот абсолютно лишен здравого смысла:

– Если бы ты еще мог своим упрямством помешать всеобщему счастью или хотя бы счастью одного человека, тогда твоя позиция была бы понятна. Но ведь ты мешаешь только собственному счастью.