Эдуард Лимонов - Книга мертвых-2. Некрологи

Наконец через год моих трудов, в 1966-м, Мелихов — был вечер, я поймал его в «Автомате» — сказал мне: «Ну вот, теперь ты поэт, Эд. Настоящие свои стихи написал. Мне никогда не удавалось написать таких». Мелихов стал грустным. Будучи отличным критиком и ценителем чужих талантов, он не был творчески талантлив сам. А среди тех стихов, которые он тогда признал как «мои», было, я помню, стихотворение «Книжищи», которое я всегда с тех пор включаю в собрание моих избранных стихов.

В дальнейшем его судьба оказалась трагической, и виной этому послужила его новая семья. Косвенная вина лежит, конечно, на них. Видимо, убедившись, что душа Мелихова не лежит к работе инструктора обкома комсомола, его новая семья решила дать ему работу, соответствующую его интересам. Внезапно он был назначен директором магазина «Военная книга». У него оказалось под началом двадцать три сотрудника. Планы его были грандиозны, я помню, он раскрыл мне их как-то вечером там же в «Автомате». Он еще был инструктором, был с портфелем, галстук он снял, мы пили портвейн.

— Возьму наших ребят на работу. Леню Иванова, он и в книгах разбирается, и книгоноша из него отличный. Не всех сразу сотрудников сменю, но постепенно старперов поувольняю. У них там такая свалка макулатуры, даже запах стоит, как в мертвецкой. Тетки в шалях разгуливают. И это «Военная книга»! Заведу отдел новинок современной литературы. Ими и буду торговать, на них план стану делать. Сейчас столько книг интересных выходит, а она плесенью покрылась, эта «Военная книга».

Мечтам его не суждено было сбыться. Уже тормозился тот разгон в современность, взятый Хрущевым, уже сидел на троне Брежнев, оттепель кончилась, страну подмораживали. «Интересные» книги еще выходили, поскольку часть из них зачали еще при Хрущеве, а часть продолжала выходить по инерции. Но страна застывала. Застыл, видимо, и Толик Мелихов, сын дворничихи, книголюб, книгоноша, неплохой продавец книг.

Я съездил в Москву в 1966-м, не закрепился там, вернулся, но убежал окончательно уже в следующем, 1967, году. Моя новая жизнь так захватила меня, что я редко вспоминал об оставленных в Харькове друзьях.

Летом 1974-го на пути в Москву из Крыма, уже получив разрешение на выезд из страны на постоянное место жительства за границей, я проехал через Харьков. Я был с юной своей женой Еленой. Мелихов был одним из тех, с кем я захотел попрощаться. Он назначил мне встречу в ресторане гостиницы «Харьков», что на площади Дзержинского. Был вечер. Меня встретил в ресторане немного пьяный толстый мужчина. Я узнал его, черты лица были те же, фигура вот совсем не та. И выражение лица. И пьяный пот появился.

Он, видимо, был завсегдатаем ресторана. Нас провели на террасу, откуда был хороший вид на площадь. Из парка Шевченко, с другой стороны площади, доносилась музыка и запах летних растений. Выпив еще, он расчувствовался.

— Это я открыл Эда, Лена, — говорил он моей подруге. — Я был его, пышно выражаясь, «наставником». Я думаю, я помог ему нащупать свою судьбу. Разве это не так, Эд?

Я заверил его, что так, он говорит правду. Он удовлетворенно поднял свою рюмку водки над столом.

— А вот свою судьбу я нащупать не сумел, — сказал он. — Просчитался.

— Что у тебя плохого, Толь? — возразил я. — Дочка, жена, ты — директор крупного книжного магазина.

— Что плохого? — Он как бы подумал. Замолчал. Потом ответил: — Теща меня видеть не может. Анну против меня восстановила. В магазине обнаружена крупная недостача. В следующем месяце назначена еще одна ревизия. Если недостача подтвердится, мне или главной бухгалтерше дадут срок. А может быть, дадут и мне, и ей, обоим. — Он рассмеялся. — Но не будем о грустном. Ты правильно делаешь, что уезжаешь. В нашей стране жить творческому человеку невозможно.

Через некоторое время к нам присоединилась его девушка. Мелихов не сказал, что это его девушка, но по многим деталям их общения стало ясно, что это так. Девушка нам с Еленой не понравилась, она была вульгарной. Или показалась нам вульгарной: ярко-красные ногти, налакированная прическа. Она с любопытством наблюдала за нами. Иссиня-черные ресницы тяжело двигались, когда она моргала, столь обильный слой краски был на ресницах.

Мы остановились у моих родителей, на окраине города, потому мы заторопились около десяти вечера. Мелихов встал проводить нас вниз, но так как он заметно качался, я сказал, что не нужно провожать. Он настоял на своем и все же вышел с нами на площадь и поймал нам такси. И остался стоять у тротуара, крупный, как бочонок, ветер сдул ему на лоб клок русых волос. Я обернулся и навсегда запечатлел его в заднем окне такси. Он поднял руку и помахал мне.

Вскоре его посадили. Дали много — целых девять лет, что по тем временам — срок очень большой. Судили за растрату. Думаю, судили за дело, он ведь сошел с рельсов и, видимо, стал распоряжаться магазином как собственным. Семейные несчастья только подогрели его страсти, ему требовалось, видимо, все больше денег для удовлетворения страстей. Есть, правда, мнение, что его, директора, «подставили». Я не моралист, и не даю уроков морали. Я воспринимаю судьбы людей как результат деятельности их души. Жизнь Анатолия Мелихова сложилась в соответствии с его русской душой.

В самом конце января 2009 года мне переслали сообщение следующего содержания: «Друзья, срочно передайте Эдуарду Вениаминовичу. Сегодня, 27.01.2009 умер „Толя Мелехов“ из „Молодого Негодяя“ (Анатолий Арсентьевич Мелихов). Похороны послезавтра 29.01. 2009, днем».