Ирвин Шоу - Полное собрание рассказов. 1957-1973

— Как мне этого не хватает, — сказал Сен Клер. — Хорошего, американского бифштекса.

— Не нужно было уезжать из Каира, — снова пожалел об их промахе Ролан.

— Может, ты все же ради любви к Всевышнему прекратишь ныть и все время повторять, что нам не нужно было уезжать из Каира, — промычал Сен Клер.

— Вот здесь я живу, — торопливо сказал Лавджой, когда его новые друзья въехали на своих велосипедах во двор миссии.

— Ты живешь не хуже короля! — воскликнул с энтузиазмом Сен Клер, глядя на замызганные маленькие домики миссии. — Ролан, может, останемся еще на пару дней в Алеппо?

— Может, и останемся, — согласился с ним Ролан. Он грациозно соскочил с велосипеда, когда Лавджой остановился перед зданием. — Может быть.

К ним мелкой трусцой подбежал Ласло, его лицо даже слегка позеленело от подобной «разминки» под палящим солнцем.

— Ласло, — приказал Ролан, — отнеси велосипеды в помещение.

— Слушаюсь, джентльмены, — сказал, тяжело дыша, Ласло, сгоняя обезьянку со своей голой, покрытой крупными каплями пота шеи.

— Но имейте в виду, я живу наверху, — Лавджой указал рукой на пролет узкой лестницы, по которой нужно было взбираться, чтобы попасть в его квартиру.

— Ладно, — сказал Сен Клер. — Ласло затащит туда велосипеды. Ну, показывай, куда идти, старичок Стэнфорд.

Лавджой, бросив косой взгляд на Ласло, пошел впереди гостей.

— Ну вот, это на самом деле похоже на дом, — со счастливым видом сказал Ролан, опускаясь на единственный легкий стул и глядя на фотографию Гувера на стене. Лавджой в глубине души был поклонником Рузвельта, но директор школы придерживался строгих республиканских взглядов, и Лавджой, когда приехал сюда, благоразумно не стал снимать со стены фотографию этого государственного деятеля в высоком накрахмаленном воротничке.

— Остается самая малость, чтобы сделать нашу жизнь абсолютно счастливой, — прошептал Сен Клер с пола, где он довольно удобно разлегся, — выпивка.

— Стэнфорд, старый ты верный пес, — радостно помахал ему рукой Ролан, — могу побиться об заклад, что ты кое-что здесь припрятал.

— Ну, — с явным беспокойством начал Лавджой, — тут все же школа миссии, они обычно косо смотрят на…

— Ты, старый пес, — гремел Сен Клер, — давай, затаскивай.

Ласло, выбиваясь из последних сил, весь в поту, втащил через двери первый велосипед.

— Но придется пить из кофейных чашек, так что, если неожиданно сюда войдет директор…

— Я готов пить виски из чего угодно, — из скорлупы кокосовых орехов, из ночных горшков, из любой посудины. — Ролан по-дружески сильно, но добродушно хлопнул Лавджоя по спине. — Вытаскивай, старый ты пес. Ласло, ты самый вонючий из всех венгров на свете. — Ролан, глубоко вздохнув, скорчил кислую рожу.

— Разит не от меня, — смиренно возразил Ласло, — а от миссис Буханан. Она всегда на меня писает. — Он вышел за вторым велосипедом.

Лавджой пошел в свой громадный, в итальянском стиле, кабинет, где он хранил все свои скудные личные запасы. Сен Клер стоял у него за спиной, с интересом наблюдая за его действиями, когда он, открыв дверцу шкафа, принялся рыться под стопкой теплого шерстяного белья.

— Ролан, — крикнул Сен Клер. — Ну-ка иди сюда.

Ролан пришел и тоже встал за спиной Лавджоя.

— Ты только посмотри на это теплое белье, — сказал Сен Клер. — Оно может нам пригодиться в Китае зимой.

— То, что доктор прописал. — Ролан, наклонившись, выудил из шкафа лежавшую сверху теплую нижнюю рубашку и примерил ее к своим громадным выпуклым плечам.

— Шерсть растягивается, не забывай, — успокоил его Сен Клер.

— Да, ты прав, — сказал Ролан, задумчиво положив рубашку на место.

— Ба, «Джонни Уокер»! — обрадовался Сен Клер.

— Целых три бутылки! Ну ты и старый пес, Стэнфорд!

— Так, на случай болезни, — объяснил им Лавджой. — Или по особым поводам. Вообще-то я много не пью…

— Давай, я открою, — Ролан выхватил у него из рук бутылку, разорвав обертку из прозрачной бумаги. Лавджой, аккуратно положив стопку теплого зимнего белья на оставшиеся две бутылки, закрыл шкаф. Ролан не заставил себя долго ждать и тут же разлил виски по трем большим кофейным чашкам до краев.

— За добрую волю! — пропели вдвоем братья Калониусы, высоко подняв свои чашки. Лавджой с интересом разглядывал их, — вот они, странные, приводящие его в восторг визитеры, явившиеся к нему из другого мира. Только на Востоке жизнь таит в себе столько сюрпризов.

— За добрую волю, — громко повторил он и сделал большой глоток «Джонни Уокера».

— Ласло, — крикнул Сен Клер запыхавшемуся Ласло, — не повреди краску велосипеда! Это очень дорогая машина!

— Понятно, джентльмены, — сказал, пыхтя, Ласло, втаскивая наконец в комнату третий велосипед и прислоняясь к стене, чтобы отдохнуть и собраться с силами.

— Может, — робко прошептал Лавджой, — Ласло тоже…

— Ласло никогда не пьет, — отрезал Сен Клер, наливая себе в чашку до краев виски. — Он — греческий католик.

— Простите меня, но мне нужно отлучиться, — сказал Лавджой. — Пойду на кухню, скажу слуге, чтобы он приготовил для нас обед к вечеру.

— Иди, иди, Стэнфорд. — Ролан ласково помахал ему своей довольно подвижной, грациозной рукой. — Нам здесь очень хорошо. Ты сделал все, чтобы мы чувствовали себя как дома.

— Благодарю вас, — сказал Лавджой, чувствуя, как у него потеплело внутри от такой искренней благодарности. Он обычно вел тихую, неприметную уединенную жизнь, и у него было совсем немного друзей.

— Нужно, чтобы было побольше таких, как ты, — сказал Ролан.

— Большое вам спасибо…

— На десерт, — сказал Сен Клер, — я люблю изюм и грецкие орехи. В них содержатся ценные витамины.

— Посмотрим, что я смогу, — сказал Лавджой, с виноватым видом проскальзывая мимо Ласло, который все еще прижимался к стене, абсолютно измочаленный, лишенный последних сил и еще больше потемневший. Обезьянка вновь забралась ему на плечи, и теперь разивший от него кислый запах, как в зоопарке, становился все резче, все острее чувствовался.

Когда он вернулся после получасового пребывания на кухне, где его повар, Ахмед, кастрированный турками еще в 1903 году, дважды разражался слезами в приступе абсолютного непонимания того, что втолковывал ему Лавджой, то гостиная сотрясалась от жаркого спора.

— А я говорю, что я никогда не насиловал никаких официанток в Тель-Авиве! — визжал от негодования Сен Клер. Лавджой сразу заметил, что на столе стоит уже вторая открытая бутылка виски «Джонни Уокер».

— Скажи об этом полиции, — сказал Ролан, вставая с единственного стула и помахивая пустой бутылкой для большей убедительности. — Ты добьешься, что всех нас перевешают из-за твоих действий супермена, будь они трижды прокляты…