Ирвин Шоу - Полное собрание рассказов. 1957-1973

— Что вам было нужно от моей сестры и от Уилларда? — спросил Мартин, потрясенный до глубины души тем, что услыхал от него, но сейчас он был ничуть не больше уверен в том, что ему следует предпринять, чем тогда, когда он приехал к ним сегодня вечером.

— Они были моей последней надеждой, — сказал Баумэн низким голосом. — Однако пойдемте лучше к дому. — Он пошел по лужайке, Мартин шел рядом.

— Если двое кажутся так тесно связанными друг с другом, такими дорогими друг для друга, доставляющими друг другу большое удовольствие… Я приезжал домой по вечерам на том же поезде, что и Уиллард, и наши жены нас ждали, хотя ваша сестра казалась немного не такой, она готовилась к этой встрече, и как только она видела его, что-то отражалось на ее лице. Они, конечно, не похожи на Уинтерсов, и время от времени прикасаются друг к дружке кончиками пальцев. Но вот при общении со своими детьми… Им что-то известно, что-то особенное, они что-то обнаружили, то, чего я пока не знаю и чего мне лично обнаружить не удалось. Когда я вижу их вместе, мне кажется, что я подошел к самому краю, еще шаг — и я обо всем узнаю. Я уже рядом, у цели, вот она — рядом. Вот почему вы чуть не поймали меня в ту ночь. Боже, я занимаюсь этим многие годы, и никто никогда и близко ко мне не подходил. Я ведь осторожен, как кот. Но той ночью, когда я наблюдал за вами тремя, я вдруг забылся, утратил представление о том, где я нахожусь. И вот когда вы подошли к окну… я… я хотел улыбнуться… сказать… да… да, сказать вам что-то хорошее… Ах, может, я ошибаюсь и в отношении этой пары.

— Нет, — задумчиво ответил Мартин, — вы не ошибаетесь.

Они уже подходили к столам в саду, когда кто-то включил в доме радиоприемник, и из громкоговорителя на террасе полилась музыка, а несколько пар начали танцевать. Уиллард танцевал с Линдой, он вел ее легко, почти не прикасаясь к ней, едва удерживая в своих объятиях. Мартин резко остановился, схватил Баумэна за руку, чтобы остановить его. Баумэн дрожал, и Мартин хорошо чувствовал эту мелкую дрожь даже через рукав пиджака, словно этот человек замерзал.

— Послушайте, — сказал Мартин, глядя на танцующую пару — свою сестру с мужем. — Я обязан рассказать им об этом. Обязан сообщить и в полиции. Даже если никто ничего не сможет доказать, вы прекрасно знаете, что полагается вот за такие ночные прогулки с подглядыванием, особенно здесь, где вы живете?

— Да, конечно, — сказал Баумэн, не спуская взгляда с Уилларда; глаза у него были какими-то тоскующими, в них сквозило отчаяние, недоумение. — Ах, да делайте, что хотите, — резко бросил он. — Какая мне разница?

— Но я ничего не скажу сейчас, — продолжал Мартин, чувствуя, что голос у него становится куда грубее, чем он этого хотел, потому что он хотел подавить в себе всякую жалость к этому человеку. — Но не забывайте, моя сестра пишет мне письма каждую неделю. Если мне станет через нее известно, что какой-то человек бродит под окнами… пусть это случится только раз, один-единственный раз…

Баумэн пожал плечами, все еще следя за танцующей парой.

— Вам ничего не станет известно, — сказал он. — Я намерен теперь по ночам торчать дома. Я знаю, что мне никогда так и не удастся что-нибудь понять. Для чего это ребячество? Для чего обманывать себя?

Он отошел от Мартина, крепкий, тронувшийся человек, этот шпион в ночной мгле, карманы которого были набиты сбивающей с толку развединформацией, которую нельзя было расшифровать. Он медленно шел между танцующими парами, и через мгновение Мартин услыхал его смех, — громкий, добродушный, он доносился до него от стола, который служил им баром. Вокруг него стояли трое или четверо гостей, включая мистера и миссис Уинтерс, которые обнимали друг друга за талию.

Мартин перевел взгляд с этого стола на сестру, танцующую с мужем на выложенной каменными плитами террасе под нежную, полуночную музыку, которая звучала в саду приглушенно и ненавязчиво. Глядя на них, теперь все понимая иначе, по-новому, он думал, что Уилларду не было никакой нужды вести жену, а Линде покорно повиноваться партнеру, — они просто мягко скользили вместе, словно слились каким-то таинственным, непреодолимым образом, и теперь им не грозила никакая опасность.

«Бедняга Гарри», — подумал он, не отрывая взора от Линды, чтобы, улучив мгновение, крикнуть ей, что он готов идти домой. Но даже сейчас, когда он все понял, Мартин решил, что завтра же утром пойдет и купит им сторожевого пса.

Зазвонил телефон, и мисс Дрейк подняла трубку. Мисс Дрейк — мой секретарь. Мне ее официально представили на Рождество, когда я стал младшим партнером в компании «Рональдсон, Рональдсон, Джонс и Мюллер». У нее — свой стол в моем кабинете. Он крохотный, всего девять на восемь футов, и в нем нет окна, но мой секретарь — это вполне осязаемый, вещественный знак того, что я продвигаюсь в карьере, не стою на месте. Я частенько поглядываю на своего секретаря с тем же торжествующим чувством владельца яхты и спортсмена, который стремится к великим достижениям, к выигрышу первого своего кубка в парусной регате.

— Мистер Ройял, — сказала мисс Дрейк, — это вас. Какая-то мисс Хант. — Голос у нее был явно провокационным, она всегда так говорит, то ли обиженно, то ли снисходительно, то ли и то и другое вместе, когда меня просит к телефону женщина, пусть даже жена.

«Какая-то мисс Хант».

Я колебался, не зная, как поступить, тщательно взвешивая ожидающие меня подводные камни.

Мисс Дрейк ждала. Она была новой сотрудницей в нашей фирме, и Кэрол Хант для нее на телефонной линии была лишь «какой-то мисс Хант». Она еще не нашла своей ниши в сложной служебной иерархии и поэтому не слышала еще всех сплетен. Или, быть может, эта сплетня настолько устарела, обзавелась «большой бородой», что даже самые злобные, самые болтливые секретарши считали ее настолько затасканной и надоевшей, что к ней можно было снова прибегнуть лишь в крайнем случае, когда все остальные будут исчерпаны до дна. В конце концов это произошло два года назад…

У любой душевной боли есть свои правила, и те люди, которые утверждают, что человечество делает все, чтобы ее избежать, по сути дела, не знают, о чем говорят.

— Может, сказать ей, что вы заняты? — спросила мисс Дрейк, прикрыв ладошкой трубку. Она принадлежала к разряду тех девушек, которые рано или поздно будут уволены, так как позволяют себе слишком часто думать и принимать решения за своих работодателей.

— Нет, — сказал я, рассчитывая, что мое лицо не изменилось, оставаясь таким же деловым, как и в обычный рабочий день. — Я с ней поговорю.

Мисс Дрейк переключила рычажок, и я снял трубку. Вот он ее голос, наконец я услыхал Кэрол через два года.