Ирвин Шоу - Полное собрание рассказов. 1957-1973

Маннихон снова тяжело задышал.

— Что с вами, сэр? Все в порядке? — В голосе Бансуонгера прозвучала непритворная тревога.

— Да-да, в порядке. — Но все никак не мог успокоить дыхание.

— Само собой разумеется, — продолжал Бансуонгер, все еще с подозрением поглядывая на Маннихона, — если мы когда-либо его применим, вы можете рассчитывать на выплату гонораров. Но мы не гарантируем, что применение состоится. Хотя, если судить по тому, как нынче развиваются события… — И не договорил до конца.

А в сознании Маннихона мелькали в эту минуту разноцветные «Феррари», соблазнительные девушки в облегающих ярких брючках…

— Еще одно, и я ухожу, — вел свою речь Бансуонгер. — Завтра улетаю с визитом в Венесуэлу. Слушайте меня внимательно. — Взгляд его напоминал Маннихону точно наведенный на жертву прицел. — Мне причитается двадцать процентов от общей суммы — одна пятая, за оказанные услуги. — Он оглядывал лица присутствующих.

Крокетт кивнул; Тагека тоже; Маннихон вслед за ними, но не сразу.

— Лечу в Каракас, — весело уточнил Бансуонгер и допил свой стакан.

Все, по кругу, обменялись рукопожатиями.

— Завтра сюда к вам придет один парень, — предупредил Бансуонгер, — с уловом. Наличными, само собой. Когда вам удобнее, в какое время?

— В шесть утра ответил Тагека.

— Решено. — Бансуонгер торопливо отметил это в записной книжке с обложкой из крокодиловой кожи. — Очень рад, что ты зашел ко мне, Горшок. Не провожайте. — И удалился.

Оставалось сделать кое-что еще: раз им собираются заплатить наличными, — определить размеры компенсации, которую получает Тагека за эксклюзивные права в бассейне Карибского моря, а Маннихон — за десятилетнюю долю в странах Северной Европы. Все подсчеты не заняли много времени, — Тагека оказался таким же способным математиком, как и патологоанатомом.

Крокетт и Маннихон вместе вышли из квартиры Тагеки. У Крокетта было назначено свидание в ближайшем баре с третьей, и последней, женой мистера Полсона, и он поторопился распрощаться, усаживаясь в свою «ланчию»:

— Ну пока, Флокс! Неплохо мы поработали сегодня днем. — И, что-то мурлыча себе под нос, дал газ и резко рванул вперед.

Забравшись в «Плимут» Маннихон посидел немного за рулем: что делать в первую очередь? Наконец принял твердое решение: первое нужно делать первым. На скорости шестьдесят миль в час погнал домой — сообщить миссис Маннихон, что подает на развод.

А на чердаке в своей квартире сидел на скамье сапожника Тагека, рисуя кисточкой в альбоме аккуратные идеограммы. Потом нажал зуммер вызова. Вошел дворецкий — негр, в желтом в полоску жилете, безукоризненной белой рубашке, с тяжелыми золотыми запонками на манжетах.

— Джеймс, — обратился к нему Тагека Ки, — завтра утром пойдешь и купишь для меня по пятьсот граммов диоксотетрамеркфеноферрогена четырнадцать, пятнадцать и семнадцать. И еще пятьсот белых мышей. Нет, лучше тысячу.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Джеймс.

— Да, Джеймс, — Тагека Ки небрежно помахал кистью в сторону дворецкого, — а теперь, будь любезен, соедини меня с японским посольством в Вашингтоне. Буду разговаривать с послом лично.

— Слушаюсь, сэр, — И Джеймс поднял трубку телефона.

В последние недели у него со сном творилось что-то странное из туманных закоулков подсознания возникали девушки, улыбались ему, манили за собой, бросали на него соблазняющие, призывные взгляды, приглашали куда-то, озорно подмигивая, даже чуть не обнимали…

На городских улицах, на палубах больших пароходов, в затянутых атласом уютных будуарах, на высоких мостах — всюду, где бы он ни оказывался, за ним постоянно следовали эти фигуры-призраки. Порой казалось — они знакомы ему, вот-вот он их узнает, но, увы, они тут же ускользали прочь, за пределы сна… А он, как всегда, долго лежал с открытыми глазами, один, беспокойно ворочался — сон не шел. Эти преследовавшие его странные фигуры словно сестры-близнецы — все гораздо выше его; пропадая из поля зрения, они уносились куда-то вверх, в недостижимые высоты…

Проснувшись вспомнил вдруг Кристофер Бэгшот, что за несколько мгновений до того, как открыл глаза, услыхал чей-то голос: «Сегодня ночью ты должен заняться любовью с девушкой ростом не ниже пяти футов восьми дюймов!». Впервые за несколько недель ему приснился чей-то голос — это уже определенное достижение, прорыв.

Часы на ночном столике показывали двадцать минут восьмого, — будильник зазвонит через час. Что-то сегодня такое ждет его важное, значительное, — он уставился в потолок, будто надеялся найти там ответ… И внезапно сообразил: ах да, сегодня же суббота!

Вылез из кровати и скинув пижамную куртку, занялся гимнастическими упражнениями. Пятнадцать отжиманий, десять раз встать из сидячего положения… Рост у него небольшой, всего пять футов шесть дюймов, но зато он крепко сбит. У него красивые черные глаза — как у марокканского мула, — длинные, пушистые ресницы; прямые, густые, мягкие черные волосы — так нравилось гладить его девушкам… Девушкам невысокого роста. Живи он в другой век, когда все вокруг, и мужчины и женщины, будут выглядеть так, словно воспитаны в штате Техас или Калифорния, рост честно говоря, его вовсе не волновал бы. Любил бы себе например, маленьких девушек — таких обожал, например, французский король Генрих IV. А ведь он кое-что смыслил в этом и вообще отличился — придумал знаменитую крылатую фразу — «Париж стоит мессы». Как быстро минуют столетия!

— Мне сегодня приснился такой сон! — поделился он со своим соседом и приятелем Стэнли Ховингтоном (ростом пять футов десять дюймов).

Происходило это на остановке автобуса, следующего через весь город, на углу 79-й улицы. В Нью-Йорке выдался холодный, солнечный октябрьский денек. Вон два пацана, каждому не больше пятнадцати, направляются в Центральный парк; у одного в руках мяч; оба ростом футов шесть. А длинноногие, симпатичные девушки, с приколотыми к платью хризантемами, болеют сейчас по всей стране за своих — в Принстоне, Огайо, в Южной Калифорнии… Крепкие, бесстрашные ребята носятся по зеленому газону…

— Мне тоже сегодня ночью приснился сон! — подхватил Стэнли. — Попадаю я аккурат в засаду в джунглях. Все это проклятое телевидение, черт бы его побрал!

— В моем сне, — продолжал Кристофер, не проявляя никакого интереса к ночным проблемам Стэнли (у него хорошая работа, в модном магазине Блумингдейла, но одно неудобство — приходится вкалывать, как и ему, Кристоферу, по субботам), — упрямо продолжал Кристофер, — чей-то голос сказал мне: «Сегодня ночью ты должен заняться любовью с девушкой ростом не ниже пяти футов восьми дюймов!»