Ирвин Шоу - Любовь на темной улице (сборник рассказов)

К столику на террасе были прислонены все три велосипеда, а двое братьев Калониусов сидели, все еще в поту, и пили пиво.

— Ролан, — громко гудел Сен Клер, — если ты еще раз наступишь мне на ухо, я сломаю тебе лодыжку.

— Издержки профессии, понимаешь? — сердито заорал на него Ролан.

— Не нужны мне твои проклятые издержки профессии! — Сен Клер, наклонившись над столиком, с ненавистью уставился в глаза брата. — Нужно смотреть, куда ты ставишь свою ногу, будь она трижды проклята!

Обезьяна дернула его за штанину, и Сен Клер расплескал из кружки пиво. Эта шалунья тут же ловко забралась на сиденье велосипеда, и оба брата, добродушно рассмеявшись, заказали себе еще по кружке.

— Прошу простить меня, джентльмены, — сказал, подходя к ним, Лавджой.

— Если ты американец, — сказал девяносто шестой, — то присаживайся.

— Да, я американец.

— Садись! — Номер девяносто пять, махнув рукой бармену, заказал еще пива. — Ну, я так и подумал, когда увидел тебя. Хотя, конечно, трудно что-нибудь разобрать, стоя на голове. — Он радушно засмеялся и подтолкнул локтем Лавджоя, по-видимому полагая, что отколол скабрезную шутку.

— Ну, что ты скажешь о нашем представлении? — спросил девяносто шестой.

— Чрезвычайно…

— Никто еще ничего подобного на велосипеде не делал, — перебил его девяносто пятый. — Мы с братом презираем все законы тяготения. — Где, черт бы тебя побрал, наше пиво? — завопил он по-французски маленькому, смуглому официанту, который тут же сорвался с места.

— Какой милый все же городок, — сказал девяносто шестой. — Ну-ка повтори, как он называется?

— Алеппо, — сказал Лавджой.

— Алеппо, — повторил девяносто пятый. — Он лежит далеко в стороне от нашего маршрута?

— А куда вы едете? — поинтересовался Лавджой.

— В Китай, — ответили ему братья в один голос. — Где же, черт подери, наше пиво? — Их разъяренные громкие голоса звенели над столиками, заставляя всех официантов носиться с такой скоростью, с какой они никогда здесь не перемещались за последние пятнадцать лет.

— Ну… — начал Лавджой.

— Меня зовут Сен Клер, — сказал девяносто шестой. — Сен Клер Калониус. А это — Ролан.

Они пожали ему руку с такой силой, что она онемела.

— Меня зовут Стэнфорд Лавджой.

— Какого черта ты здесь делаешь? — спросил Сен Клер.

— Служу при миссии.

— Много крошек в городе? — спросил Ролан, озираясь, по-видимому, будучи сильно сексуально озабочен.

— Что-что?

— Крошек. Крошек.

— Ах, да, — «врубился», наконец, Лавджой. — Здесь есть молодые девушки, но у них очень строгие матери. Типичный французский стиль.

— Для чего только мы уехали из Каира, никак не пойму! — вздохнул Ролан.

— Но все равно муж этой гречанки вот-вот должен был вернуться, в любом случае, — успокаивал его Сен Клер. — А мне нравится этот городок. Как, ты сказал, зовут…

— Лавджой.

— Да не тебя, Стэнфорд, а город.

— Ах, прошу простить, — Лавджой, попав под перекрестный огонь этой громовой беседы, немного ошалел. — Алеппо.

— Здесь вообще-то что-нибудь происходит?

— Ну, во время крестовых походов тут был…

— Я имею в виду по ночам.

— Ну, знаете ли, — ответил Лавджой, — я веду очень тихую, неприметную жизнь…

— Поставь пиво сюда, — приказал Ролан официанту на весьма приблизительном французском, — и тащи еще три кружки.

Они подняли кружки.

— За добрую волю, — предложил Сен Клер тост, как будто для него это было ритуалом, и оба брата громко засмеялись, одним глотком опорожнив половину кружки.

— Сирийское пиво, — сказал Сен Клер. — Пить можно. Но любого человека, причастного к производству египетского пива, должно немедленно казнить.

— А где этот сукин сын Ласло? — Ролан вглядывался в верхнюю часть улицы. — Сколько раз я говорил тебе, что он с первого взгляда мне не понравился.

— Да, он очень медлителен, — сказал Сен Клер. — Но он человек честный, только ужасно неповоротливый.

Лавджой сразу подумал об этом смуглом, худом человеке, который пытался силой заполучить по четыре пиастра от потомков этих так и не покоренных племен, сидевших за столиками в кафе. Ему хотелось что-то сказать, но он передумал и только еще отхлебнул из кружки.

— Послушай, Стэнфорд, — сказал Ролан, — ты себе представить не можешь, как приятно снова увидеть перед собой честное лицо американца.

— Багодарю вас, — сказал Лавджой, — очень рад быть…

— Во всех отелях в этой части мира, — с удивлением сказал Сен Клер, — полным-полно клопов. Ты даже не поверишь.

— У тебя, наверное, вилла, Стэнфорд, не так ли? — спросил Ролан. — В этих местах землю можно приобрести за бесценок. А обменный курс просто замечательный.

— Да, — сказал Лавджой, хотя не был уверен в том, с чем он сейчас соглашался.

— Как чудесно было бы остановиться снова в американском доме, — сказал Сен Клер. — Даже только на одну ночь.

— Вы же совершенно… — начал было Лавджой.

— Ах, наконец! Где же ты был, сукин сын! — перебил его Ролан.

Лавджой поднял голову. Перед ними стоял Ласло, весь в крови. Один глаз у него уже распух, зеленая футболка разорвана; на плохо развитой икроножной мышце на правой ноге зияли две глубокие рваные раны. Его смуглое лицо еще сильнее потемнело и стало еще более скорбным. От его маленького тела в изорванной одежде исходил какой-то кислый запах, как в зоопарке. Не говоря ни слова, Ласло протянул им руку. Ролан с Сен Клером мгновенно вскочили со своих мест, сгребли лежавшие у него на ладони деньги и лихорадочно начали их пересчитывать.

— Сорок четыре пиастра! — взревел Ролан.

Сен Клер, дотянувшись до Ласло рукой, несильно смазал его по физиономии рукой. Ласло, пораженный, упал на стул.

— Боже мой, — прошептал Лавджой.

— Братья Калониусы могли заработать до пятисот долларов только за одну неделю в Радио-Сити, — завопил Сен Клер.

— Здесь вам не Радио-Сити, джентльмены, — смиренно пробормотал Ласло. — Здесь вам Алеппо, маленький восточный городок, в котором полно диких, вконец обнищавших арабов.

— Мы роздали пятьдесят фотографий братьев Калониусов, — сказал Ролан, наклонившись над несчастным Ласло и крепкой ладонью схватив его за подбородок. Он поднял его голову вверх, ближе к себе. — Это означает, что у тебя должно быть двести пиастров.

— Прошу извинить меня, джентльмены, — возразил Ласло, — но это отнюдь не означает, что у меня должно быть двести пиастров.

— Сколько раз я тебе твердил, — рычал Сен Клер, — чтобы ты не брал обратно наши фотографии?

— Я не беру их назад, джентльмены.

— Настаивай! — орал ему Ролан. — Сколько раз можно тебе говорить одно и то же! Настаивай! Не уступай!

Кислая улыбка на секунду появилась на его разбитых губах.

— Джентльмены, — прошептал глухой голос смуглого человека. — Я и настаиваю. Но, как видите, меня укусили две собаки, а один здоровенный араб ударил меня большим медным сосудом. Джентльмены, нужно смотреть правде в лицо. Вы придумали совершенно непрактичную систему — настаивать!