Ирвин Шоу - Любовь на темной улице (сборник рассказов)

— Завтра вечером я уезжаю, — сказал Мартин. — Еду во Францию.

Оба полицейских снова многозначительно переглянулись. По их красноречивому виду можно было понять, что они осуждают такое отношение американцев к своему гражданскому долгу. Вначале они становятся свидетелями преступлений, а потом спешно убегают во Францию.

— Ну, — протянул низким тоном Мэдден, и в его голосе что-то не чувствовалось особого оптимизма. — Посмотрим, что можно сделать.

Мартин и Уиллард наблюдали, как полицейская машина, тронувшись с места, поехала назад, к их участку.

— Как просто полицейскому заставить тебя почувствовать собственную вину, — сказал Уиллард. — Просто смешно!

Они вернулись в дом. Уиллард поднял трубку телефона и сообщил Линде, что она может приезжать с детьми, полиция уехала.

Вечером их пригласил к себе на коктейль приятель, потом другой — на обед. Вначале Линда наотрез отказалась — разве может она пойти на вечеринку или на обед, оставив детей одних после того, что случилось накануне? Тогда Уиллард поинтересовался, что она намерена делать, — торчать дома каждый вечер, покуда ее детишкам не исполнится по двадцать лет?

— В любом случае, — утверждал Уиллард, — этот злоумышленник натерпелся такого страха, что теперь будет держаться подальше от их дома и не осмелится снова сунуться сюда, к ним.

Тогда Линда уступила, сказав, что муж прав, но все равно нужно предупредить горничную обо всем.

— Как-то неэтично, — сказала она, — уходить из дома, оставляя горничную в полном неведении. Но, — предупредила Линда, — вполне вероятно, та сразу же соберет свои вещички и уедет. — Она работала у них всего шесть недель, была довольно старенькая и не отличалась особой уравновешенностью. Линда пошла на кухню к горничной, а Уиллард, нервно шагая взад и вперед по гостиной, говорил Мартину:

— Я просто не выношу заниматься поисками новой горничной. У нас с тех пор, как мы сюда переехали, сменилось их пятеро.

Но с кухни Линда вернулась улыбаясь. Она сообщила, что горничная спокойно восприняла эту весть. По-видимому, она не такая беспокойная, как это сначала показалось.

— Она слишком стара, чтобы ее изнасиловали, — сказала Линда, — к тому же она любит детей, по крайней мере, она так говорит.

Уиллард отнес лестницу в гараж и запер его на большой замок. Они убедились, что все ставни тщательно закрыты на крючки изнутри, — в детской, в спальне Линды, в спальне Уилларда, в ванной комнате, расположенной между ними, так как ко всем этим комнатам был открыт доступ с балкона, к которому какой-то злоумышленник ночью приставил лестницу.

На вечеринке с коктейлем, которая как две капли воды была похожа на любую подобную вечеринку с коктейлем в этот субботний вечер повсюду в радиусе ста миль от Нью-Йорка, Уиллард с Линдой все время рассказывали гостям о злоумышленнике, а Мартин давал его описание, снова чувствуя себя неуютно, как и тогда, когда он предстал перед полицейским, — ему казалось, что, будучи неспособным дать точный портрет возможного преступника, он тем самым демонстрирует всем свой низкий интеллектуальный уровень.

«Он надвинул шляпу на глаза, и на его лице не было никакого особенного выражения, и он, по-моему, был бледен, и я обо всем рассказал сержанту, что если внимательно к нему присмотреться…» Когда он так говорил, то чувствовал, что добавляет лишнего к портрету человека, стоявшего за окном этой туманной ночью, что напряженность в его лице — это его новое открытие, выуженное откуда-то из глубин памяти, что, когда он пытался получше вспомнить, какое же на самом деле было у него лицо, оно становилось то простым, расслабленным, то сосредоточенным, то сошедшим с семейного герба, то символическим, превращалось в опасное лицо привидения, глазеющего из темноты мокрого от дождя леса на хрупкую безопасность их пристанища, ограниченного кругом света.

Рассказ Уиллардов о своем ночном непрошеном госте, казалось, встряхнул приглашенных, и из них посыпались разные страшные истории, как из рога изобилия, — о взломщиках, ворах, похитителях детишек.

«…Так вот этот парень вдруг начал в упор глядеть на них из слухового окошка, было лето, оно было открыто, это произошло на Западной Тридцать второй улице, и тогда мой друг быстро забрался по лестнице на крышу и начал гоняться за ним по крышам, а когда мой отважный знакомый загнал его в угол, тот выхватил острый нож, и… пострадавшему пришлось сделать пятикратное переливание крови, прежде чем жизнь его была в безопасности. Само собой разумеется, полиция так и не нашла преступника».

«…Заряженный пистолет сорок пятого калибра. Постоянно рядом со мной под подушкой. В эти дни, когда полно этих чокнутых пацанов. Любого, кто осмелится проникнуть в мой дом, ждет горячий прием, уверяю вас. И думаю, я буду вести огонь только на поражение. Нечего с ними цацкаться…».

«…Дверь — на цепочку и все содержимое из всех ящиков, из всех шкафов вываливается на ковер посередине комнаты. Не знаю, что они сотворили еще, эта компания цветных, но вы можете себе вообразить. Полиция объяснила им, что это довольно распространенная картина, тем более, если они разочарованы в своем улове. Пострадавшие требовали найти виновных. Каково им жить в окружении этих пуэрториканцев?..».

«…Это было давным-давно, когда у него была большая датская псарня, но на следующий день после похищения ребенка Линдберга он продал всех своих собак до единой втридорога…».

Держа в руке стакан, Мартин вежливо прислушивался, с некоторым удивлением осознавая, что все эти солидные, привыкшие к комфорту люди, в их уютной и благопристойной компании, разделяли общий страх, чувствовали все усиливающуюся неловкость, что появившееся внезапно лицо человека за окном Уилларда заставило их всех вспомнить о существовании темных непредсказуемых сил, которые всегда готовы проникнуть откуда-то сверху в их теплые дома, и, несмотря на все их запертые на замок двери, на усилия полиции и на заряженный пистолет сорок пятого калибра под подушкой, они были бессильны перед угрозой, уязвимы перед любым преступным нападением.

— От твоих слов у каждого здесь забегали приятно возбуждающие мурашки по спине, — поздравляю, — ехидно заметила Линда, подойдя к Мартину.

— И мне приятно, — ответил Мартин, задумчиво глядя на серьезные лица владельцев домов и квартир. Он, конечно, понимал, что сейчас Линда, после всего пережитого, после ударивших ей по нервам этого происшествия и разбирательства с полицией, намерена ко всему относиться довольно легко, по крайней мере, на людях. Он, конечно, был благодарен ей за это, восхищался ее смелостью, но все же беспокоился за нее, и ему совсем не нравилось, что она часто остается одна в этом просторном большом доме с колоннами, где разносится звонкое эхо, окруженном десятками акров безмолвного безлюдного пространства, тем более что Уилларду приходилось по нескольку раз в неделю работать допоздна в городе, и он возвращался домой не раньше полуночи… В любом случае, этот злоумышленник пока не пойман и, соответственно, не вызывает никаких подозрений, а значит, ничто не могло остановить его в преступных замыслах вернуться к ее дому через неделю, через месяц, два.