Наталия Медведева - Мама, я жулика люблю!

Учитывая все же наш возраст и не совсем еще растленные души, бил и по слабому нашему месту — тайной друг от друга мечте о единственной любви до гроба — и, прищуриваясь на наши голые ноги, «растущие из ушей», декламировал: «Любовь пронес я через все разлуки и счастлив тем, что от тебя вдали ее не расхватали воровски чужие руки, чужие губы по ветру не разнесли…» Так вот полулежали мы на «станках» у Дурака, сидели в прокуренной — «хоть топор вешай!» — комнате моей пустой коммунальной квартиры, носились по городу с разметавшимися патлами. Мечтали о принцах, но желательно не на конях, а на «волгах». Переводили песни «Роллинг Стоунз», бегали на выступления неофициальных рок-групп. Считали себя вполне взрослыми, но «серьезных решений», касающихся нашего будущего, принимать не хотели. Всеми правдами и неправдами боролись за свою свободу… В общем, находились в состоянии, естественном для людей, средний возраст которых — пятнадцать.

Ольга приносит мне кофточку и тут же напяливает туфли. Крутится перед зеркалом неопределенной формы, висящим в простенке между окнами. Зачем-то топает каблуками.

— Где же ты была вчера, Наташка? Мы тебе звонили, звонили. Итальяхи — потряс! И их ведь двое было. Дурак думал, что и ты придешь.

Телефон. В трубке раздраженный голос с акцентом. Какая наглость! Сам напился, как свинья, потерялся и теперь на меня орет. Хам, спустившийся с гор!

— Кто звонил? Гарик небось…

Ольга права. Он самый. Человек из Тбилиси, учащийся последнего курса университета. Когда он туда ходит — неизвестно. Занятиям он предпочитает рестораны, теннис и меня. Кто бы знал, что он называет меня Клава! Это за сходство, по его мнению, с Клаудией Кардинале.

— Ты со своим Гариком теряешь время. Пришла бы к Дураку вчера — пошли бы вместе на встречу с итальяхами.

Ну, иди, иди, Оля, одна. А я пойду на урок. И Гарика пошлю к черту. У него явная склонность к собственничеству — от предков, наверное. Восточные люди. Он, конечно, не подозревает, что монологи, которые я ему читаю, предназначены не для поступления в театральный институт, а для театральной студии при Доме пионеров. Не могла же я сказать, что только через несколько месяцев мне будет пятнадцать. Его грузинский темперамент и роль главнокомандующего очень уместны в кровати. А вот жизнью моей ему управлять не удастся. Мне вполне хватает родственничков. Ольга приглядывает себе еще что-нибудь «одолжить», как она выражается.

— Я тебя знаю, Олечка. Ты уже брала у меня брюки и пропала с ними потом на две недели. Так что туфли завтра утром верни.

— Да ладно, не дергайся ты со своими туфлями. Дай лучше винца. У бабки спизди.

В бабушкиной комнате, под ее кроватью, стоит чемодан, наполненный бутылками. Когда она уже на пенсию вышла, то время от времени работала все же где-то. В том числе и на ликеро-водочном заводе. Оттуда и бутылочки. Выносила их моя бабуля с завода в своих трико. Вернее, в карманах, пришитых к трико. Мои кражи запаса не уменьшают, так что вино постепенно киснет. Всю жизнь меня приучают к бережливости. Вот я и берегу, спасаю, можно сказать. Пью я его.

— Ты даже не расскажешь, чем кончился вечер позавчера. Дурак стал что-то говорить, но пришли итальяшки.

Ольгины и так румяные щеки становятся пурпурными от портвейна. И я уже чувствую, что она выклянчит у меня и шарф.

— Чувак тот наглый был. Но клевый, на штатника похож.

Не нравятся мне эти выражения по отношению к «тому» парню. Он вот на свидание ко мне не пришел вчера. Я и поперлась заливать горе с Гариком. А вечер тот кончился утром, и даже Ольге неудобно рассказывать.

— Скрытная ты, Наташка. Влюбилась, что ли? Я у Дурака все узнаю.

Она еще некоторое время разевает свой птичий ротик, «одалживает» и туфли, и шарф. Клянется принести завтра и, взмахнув своей соломенной гривой, уходит. Ну и бог с ними — с туфлями, шарфами, итальяхами… Не пришел какой-то мудак на свидание. Подумаешь! И чего я удивляюсь, что он не пришел? Очень даже запросто я могла бы сейчас иметь приличный синяк под глазом — как следствие своего хамства.

В тот вечер мы с Ольгой пришли к Дураку в отличнейшем настроении. Ну как же — сдали последний экзамен в школе! Я даже забыла о поступлении в эмпеу, о подготовительных курсах. Пошлые ухаживания Дурака казались безобидными. «Вот вам, девочки, вино… я тут кое-что прочел… не возбуждай меня, Ведетта!» — Дурак прочил меня в голливудские звезды. «Ох, Луна! — действительно, как блин, у Ольги физиономия. — Кустодиев бы сошел с ума от тебя…» Мы пили вино и слушали басни Дурака с одной моралью — секс. Дурак был необычно возбужден, сам к вину прикладывался странно часто. К реальности его вернул звонок в дверь. Он вошел с двумя мужиками.

— Это что за детский сад?

Так приветствовал нас «клевый чувак, вылитый штатник», — по Ольгиному определению. А лицо какое злое у него было!.. Как оказалось, Дурак сдавал им комнату для деловой встречи с кем-то не русским. «Ну, пойдемте в скверик, девочки», — Дурак прихватил книжечку и недопитую бутылку вина. Комната у Дурака узенькая-преузенькая. Между столом и топчаном, на котором мы с Ольгой помещались, двоим не разойтись. Прохожу. Останавливаюсь лицом к лицу с парнем, обозвавшим нас «детский сад». Поднимаю глаза — на меня смотрят, колют! — две серо-синих льдины. Уже почти за дверью слышу слова, обращенные к Дураку: «Вот та, с наглыми глазами, пусть вернется».

Мы обе вернулись. Они были подобревшие — сделка удалась? Александр Иваныч, как представился «клевый чувак», полулежал на топчане — джинсы, ковбойка, мягкие вельветовые тапочки. Я примостилась на краешке того же топчанчика — Ольга как-то очень проворно заняла все второе ложе. На единственном в комнате стуле сидел Захар — этот был менее спортивен, и из сандалии на босую ногу торчал большой палец с больным ногтем. Дурак расхаживал между ними, как массовик-затейник, потирая ручки и хитро улыбаясь. Может быть, он тоже был в доле? Александр расплачивался с ним за вино.

— Да, Виктор, у тебя, я смотрю, тоже инфляция. На прошлой неделе это дерьмо стоило два рубля.

Он предложил мне сигарету. Американскую, конечно, Сам он очень странно курил — держал сигаретку указательным и большим пальцами. Так окурочек держат, хабарик.

— Саша, это не дерьмо. Это, как ты любишь говорить, — «спешиал фор ю».

— Ду ю хэв самсинг спешиал фор ми?

Я не удержалась от демонстрации своих знаний и получила.

— Девочки смолоду овладевают аксессуарами древнейшей профессии!

— Нет, мы просто в школе хорошо учимся.

Александр Иваныч заржал. Удивительно, я думала, что громче меня никто не хохочет…

— Вы что же, в каждом классе по два года сидите, что учитесь?