Владимир Борода - Беглецы в Бесконечность

— Рядовой Шарков!-

изо всех своих сил проорал Алекс в даль кабинета, где за огромным столом возвышалась громада сала и мяса, обтянутая зеленой формой расшитой золотом. И щелкнул каблуками. В голове вихрем пронеслось — когда дембельнешься Алекс, если не посадят, то будешь травить хипам в Уфе и ни кто тебе не поверит… Ни за что…

— Не надо так кричать, боец, я не глухой. Присаживайся к столу, сейчас нам с тобою полковник чаек спроворит и мы с тобою покалякаем… Хе-хе-хе…

Чуть присев на край мягкого стула и не поднимая глаз на маршала! министра!! японской городовой, мать моя женщина, за что?! Алекс приготовился ждать. Чего — неизвестно… Если бы в тюрягу или в дисбат — к министру бы не потащили бы… Ну а все остальное непонятно… Может вспомнили, что им отец самолеты испытывал и решили год мучений в казарме и голода на что-нибудь другое заменить?.. От них дождешься… Алекс ни чего не понимал.

— Значит так, сынок, как тебя звать, по имени? -

маршал улыбался золотыми зубами, толстенейшие щеки свисали на расшитый золотом воротник, тройной подбородок возлежал на брильянтовой звезде. Больше ни чего в кабинете Алекс не видел.

— Ал… Александром, товарищ маршал Советского…

— Ну ладно, ладно, мы не в казарме, называй меня попросту — товарищ министр… Вот что за дела, Александр. Обнаружился в Америке родственничек у тебя. По материнской линии… двоюродный твой дядя. Умерший правда…

И адвокаты америцкие через нашу Инюрколлегию нашли тебя. Ну — ты единственный наследник. А по законам этой

сеша америки для получения наследства надо ехать туда… В Америку эту… Я конечно понимаю — боязно, империалисты,

то — да се, языка опять не знаешь, звериный лик… Но надо — сейчас у нас разрядка. Ну и дело мы твое полистали, и мы,

и кагебе, и особисты, были конечно у тебя завихрения до армии, с волосатиками опять связался, но в армию пошел, не

стал по психушкам прятаться, как другие… Этто хорошо… Ты чай-то пей, пей, вот и печенье бери, жуй, в казарме чай

такого нету? Я и сам служил, только давно, тоже бойцом, но все помню. Ну, решило совеское правительство тебе

доверить страшно важное дело — поедешь в эту Америку и получишь это наследство… Там мильен что ли в ихних ин… ин… инфляцинных деньгах, мильен и бензоколонка что ли, с кафешкой… Получишь, вернешься и дослуживать поедешь…

Я и сам служил бойцом, все помню, кашу нам варили вкусную, с салом, здесь в Москве такую не сварят, все больше мяса норовят или икры… А вкусная каша была…

Министр и маршал прикрыл глаза в восторге от давних воспоминаний и несколько раз причмокнул губами…

Две недели до отлета в Америку прожил Алекс на территории Кантемировской дивизии в общежитие для командированных офицеров. Питался там же, в столовой с офицерами, прислуживали хорошенькие официантки, выбор

блюд был как в хорошем ресторане, все окружающие Алекса офицеры косились, шептались и шушукались, но ни чего

не понимали — рядовой в изумительной форме живет среди офицеров… Непонятно, но на всякий случай от него сторонились, не разговаривали и прятали взгляды, жил Алекс все эти две недели вдвоем в комнате с майором политуправления, который ему за эти две недели так насквозь мозги проел, что если и был до этого Алекс просто

пофигист по отношению к советской власти, то… То за эти две недели майор сделал все, что бы Алекс налился злобой к коммунистам и властям. Майора же просто возненавидел. Все, что тер ему эта сука-гнида-падла майор совершенно противоречило всему тому, что видел за недолгую свою жиз нь Алекс… Особенно в армии….

Но пролетели и эти две недели. Алекса отвезли в черной радиофицированной "Волге" в сопровождении незнакомого молчаливого подполковника куда-то неизвестно куда, на какие-то тайные склады и снова полностью экипировали. На этот раз в штатское. Темно-синий старческий двубортный костюм с немодными узкими лацканами, "скороходовские" ботинки на толстой подошве, серое в рубчик кургузое, венгерское пальто, бедую синтетическую рубашку и шляпу с узкими полями, "федора-горшок", как такие шляпы обзывали в Уфе хипари. На шею нацепили ненавидимый им галстук, на этот раз ленинского образца — в горошек, дали в одну руку небольшой чемоданчик — бритвенные принадлежности, сменка белья и носок, еще одна пластмассовая рубашка, в другую руку сунули перчатки из кожзаменителя… И все на той же "Волге" отвезли еще куда-то.

Серое здание, подъезд охраняемый лейтенантами и ефрейторами с синими петлицами и погонами с буквами "ГБ", лифт и тоже с зеркалом, коридор с дорожкой и полировкой дверей, в связи с поздним временем — совершенно пустынный. Приемная со стоком, за ним какой-то ветхий морщинистый дед в черном костюме, распахнутая перед Алексом дверь — огромнейший кабинет с серым ковром от края до края, в углу наискосок стол, на противоположной стене портрет с бровями, на другой читатель "Правды" блестит лысиной, вместо дальней стены окно. Из-за стола поднимается какой-то худощавый морщинистый дедок в коричневом костюме и очках в золотой оправе.

— Рядовой Шарков,-

щелкнул каблуками скороходовских ботинок Алекс и вытянул руки вдоль костюмных штанов. Дедок махнул рукою на стул, приставленный к столу и сам уселся. Алекс вгляделся в незнакомое и вместе с тем знакомое лицо — одно из тех, что советские люди носят на демонстрациях. Морщины, худоба, седина, кожа желто-серого цвета… Да, херово вам там наверху, вроде все имеете, а за жопой что ли горит или друг друга заживо жрете, развеселился Алекс, но не подавая вида. Лекции майора давали свои результаты.

— Товарищ Шарков, родина, партия и правительство оказало вам огромное доверие. Не смотря на вашу молодость… Вы посылаетесь в США для получения наследства. Надеюсь, вы не уроните высокое звание советского человека неблаговидным поступком. Мы верим вам…

— Спасибо за доверие. Постараюсь его оправдать,

— очень проникновенным голосом ответил Алекс и замер взглядом на седом морщинистом дедке. Тот пожевал тонкие губы, вздохнул и сказал:

— Вы свободны. Можете идти.

На следующий день самолет "Аэрофлота" взмыл в серое октябрьское небо, неся на борту среди других пассажиров и Алекса в сопровождении двух молчаливых дядек крупного размеров. Впереди был Париж, пересадка на самолет американской авиакомпании и перелет через Атлантический океан! В Америку! За наследством…

1975 год (продолжение).

Заграница для Алекса началась уже в Париже. Огромнейший аэропорт, разноцветье одежды и лиц, пестрота шума и говора, запахи, запахи, запахи!.. Здесь не пахло традиционными запахами советских аэропортов — хлорки, мочи, пота, пережаренных пирожков… Здесь пахло совсем по-другому! А какие телки вертелись кругом! Какие кадры!.. Алекс улыбался направо и налево, облизывался, подмигивал чуть ли не обоими своими сливообразнъми глазами сразу, вертел головой и все равно не мог налюбоваться… Да, кадры в Париже как надо!..