Пол Теру - Коулун Тонг

Мать заявила, что дорогие подарки были бы гораздо подозрительнее — вот уж что точно не в китайском стиле.

— Посмотри еще, подумай, — сказала она.

— Я все равно не согласен, — стоял на своем Чеп.

В понедельник утром мистер Хун позвонил Чепу на фабрику.

— Хочу спросить: вы сегодня вечером свободны? Пропустим по рюмочке?

— По понедельникам я в Крикет-клубе не выпиваю, — ответил Чеп.

— Я надеялся, что мы могли бы найти местечко повеселее. Как насчет «Киски»?

— Извините, — отрезал Чеп.

Зачем это Хун приплел к разговору «Киску»? На той же неделе, как-то после окончания рабочего дня, Мэйпин тихонько поскреблась в дверь кабинета Чепа. Она была в голубой кофте, пушистой, свободного покроя, — ангора, наверное, — и Чепу ужасно захотелось эту кофту погладить. Мэйпин нежно улыбалась.

— Я просто сказать спасибо, — произнесла она.

Чеп попятился, убрал руку в карман. О чем это она?

— За кофту, — докончила она.

А Чеп уставился на кофту, потому что в гардеробе Мэйпин таких дорогих вещей еще не бывало и потому что он этой кофты Мэйпин не дарил.

Она смущенно рассмеялась:

— Тот китаец сказал: это ваша идея. Сделано в Китае, — Мэйпин профессиональным жестом провела пальцем по швам, ощупывая стежки. — Хорошая работа.

Значит, кофту ей подарил Хун и тем самым дал Чепу понять, что знает об их связи — их встречах после работы, тайно распиваемых бутылках, соитиях украдкой, — но как он докопался? И какой мерзкий способ оповестить, что твоя тайна уже не тайна: ведь Чеп не может сказать Мэйпин правду, не может ее предостеречь, а то она до смерти испугается этого пронырливого мерзавца.

Она стояла в своей новой кофте на пороге его кабинета, и Чеп запаниковал, осознав, что его тайну кое-кто знает и что этот «кое-кто» — мистер Хун.

— Вам меня?

— Нет, — выпалил Чеп. — Пожалуйста, уйдите.

— Спасибо еще раз, — проговорила Мэйпин, окончательно испортив ему настроение. Чепу захотелось ее обнять, но он чувствовал на себе взгляд мистера Хуна.

Чепа потянуло выпить. В тот же вечер он отправился в «Бар Джека» и влил в себя сразу две порции виски. А затем увидел в зале филиппинку Бэби и ее подругу Лус. Чего, спрашивается, этим красоткам не сидится на их положенном месте — в «Киске»?

— Мы пресредоваем тебя, — сказала Лус.

А Бэби заявила:

— Наверно, я тебе больше не нравлюсь.

— У меня много забот, — сказал Чеп.

— Все мы не ангелы (это слово она выговаривала как «анхелы»). Так танцуй со мной, Невилл.

Когда это он открыл Бэби свое настоящее имя? Ведь он из принципа всегда представляется выдуманными именами. Это вторжение в его частную жизнь насторожило Чепа. Правда, еще две порции виски загасили беспокойство. Но впереди его ждал сюрприз — попытавшись расплатиться за виски, он услышал, что с него ничего не причитается.

— Вас друг заплачил, — сообщила Лус.

И, расхохотавшись, пошла танцевать с Бэби. Чеп отвлекся от своих тревог, не без изумления наблюдая за их жеманными движениями. Но вскоре его вновь обуяла паника. Какой еще друг?

По-видимому, мистер Хун знает его маршруты, его подружек, его любимые бары. Когда в тот вечер он вернулся в Альбион-коттедж, мать — как всегда, когда он задерживался, — уже стояла на посту, заполняя собой дверной проем.

— Почему ты на меня так смотришь?

— У меня пастилка от кашля в горле застряла, вот и все.

Сдвинув вбок вставную челюсть, мать состроила гримасу.

— Красивый джемпер, — заметил Чеп.

— Наш друг подарил.

— О господи, — вырвалось у Чепа. Его мутило.

— Сейчас орать начнешь? Так я и знала, — проговорила мать. Затем со вздохом добавила: — Придержи-ка язык! Я считаю, что с этим человеком можно иметь дело.

В четверг вечером, как обычно, Чеп отправился в Крикет-клуб — поиграть в боулинг, а заодно обсудить свою проблему с Монти. Но говорить с ним следовало обиняками. «Есть у меня один приятель, так вот он все гадает, что будет после Передачи…» Вообще-то разговоров на эту тему Чеп никогда в жизни не поддерживал — что толку? О Передаче всякий имел свое мнение, но никто не мог однозначно сказать, чем она обернется. А поделать ничего нельзя — она надвигается, словно предсказанный синоптиками атмосферный фронт, который скоро накроет Гонконг. Причем тут перемена необратимая: тучи придут, но не уйдут. Климат в Гонконге изменится раз и навсегда.

— Вечер добрый, сквайр.

Не дожидаясь, пока Чеп откликнется, Монти кого-то поманил рукой. На миг Чеп испугался, что поверенный опять подзывает этого гнусного Хуна. Но нет — на зов Монти явился странновато одетый американец: дорогой костюм, ковбойские сапоги, ремень с огромной серебряной пряжкой, голубая рубашка, крикливый шелковый галстук.

— Вот, Невилл, хочу тебя познакомить с Хойтом Мэйбри. Это мой коллега, только что приехал из нашего сингапурского офиса меня навестить.

— Здравствуйте, — произнес Чеп. Обнаружив, что рукопожатием его не удостоили, Хойт Мэйбри сжал пальцы в кулак.

— У Невилла фамильное дело.

— И какое же?

— Швейно-текстильное, — сказал Чеп.

— Мы создали ряд успешных совместных предприятий, — сообщил Хойт. — В области текстиля Китай совершил настоящий скачок. Речь о продукции высочайшего класса. Лучших брэндах. И все это проплывает мимо Гонконга.

— Потому что мы не используем детский труд, — сказал Чеп.

— Секундочку, — возразил Хойт, заметив, что Монти засмеялся. — Я хочу ответить.

— Не стоит, я все это уже слышал, — сказал Чеп. — Знаю я вас, янки!

Монти обернулся к Хойту:

— Он вас дразнит.

— Гонконг — случайный огрех истории, который вскоре будет исправлен, — продолжал Хойт.

— В качестве британской колонии Гонконгу жилось прекрасно, — сказал Чеп.

— Куда уж прекраснее. Никаких выборов. Никакой демократии. Однокашник однокашника поддерживает — только по знакомству все и делается, — не унимался Хойт. — Не надо мне ничего рассказывать.

— Здесь была свобода, — продолжал Чеп. — Свобода жить или умереть, свобода в духе «выживает сильнейший», но толк от нее был, и ничего лучшего не смогут сделать ни китайцы со всеми их чертовыми полицейскими, ни вы, американцы, со всей вашей ханжеской болтовней насчет демократии.

— Китайцы — чудной народ, — сказал Хойт. — Я их вот как воспринимаю: что бы ты ни делал, они вечно держат фигу в кармане. Вот вам, в принципе, вся китайская философия — фига в кармане.

— Хойт во многом прав, — заметил Монти.

Хойт улыбнулся Чепу:

— И давно вы здесь?

— Я здесь родился, — проговорил Чеп и, игнорируя американца, обернулся к Монти: — Одному моему приятелю некий китайский чиновник предложил сделку. Всех подробностей я не знаю…

— Да они тут вообще-то не важны, — затараторил Хойт. — Просто рассчитывайте на быстрые и грязные деньги, с поправкой на большую вероятность подставы.