Пол Теру - Коулун Тонг

— Поедем в Манилу, — заявила Бэби. — Я буду вашей подтиркой.

— Я полный псих, — поспешил сказать Чеп. В глубине души он отлично знал, что никакой он не псих; характер у него не самый легкий, но и только. — Я вам не подойду.

— У каждого свои недостатки, — парировала Бэби. — Я люблю, когда психи. Мои друзья — психи.

Чеп промолчал. Бэби казалась добросердечной и снисходительной к чужим недостаткам, но вела себя по-идиотски и его превращала в идиота. В баре, где он, сам не зная почему, спрятался от Мэйпин, его нервы временно успокоились. А Бэби так доняла его своими глупостями, что Чеп поневоле мог думать лишь об одном — о достоинствах Мэйпин.

— Вы здесь останетесь в будущем году?

— Не знаю, — буркнул Чеп.

— Моя мама знает китайцев, — сообщила Бэби.

— Да и моя еще как знает!

Чеп знал, что мать у Бэби — прислуга в китайской семье, в доме на Мид-Левелс [23] Мид-Левелс (средний уровень) — район Пика Виктории в Гонконге, место проживания англичан и состоятельных китайцев. , а сестра — санитарка в сумасшедшем доме в Чай Ване. Сама Бэби в свободное от стриптиза время работает уборщицей в пятизвездочном отеле и может много порассказать о том, какие предложения получает от постояльцев — и мужчин, и женщин. Обе сестры и мать ютятся в каморке в Кеннеди-тауне. Когда Чеп впервые заговорил с ней в «Баре Джека», Бэби объявила себя испанкой.

— Китайцы сажают тебя в комнату, мужчины приходят, издеваются тебя, имеют с тобой секс. Если ты плакаесь, не важно, им нравится это слысать. Не смейся, а то сильнее побьют. Потом китайцы опять тебя запирают.

Чепу показалось, что ее устами говорит здравый смысл, — но в ушах у него звенело, и он понял, что пьян.

— Меня они в комнату не посадят, — заявил он. — Расскажите мне о Маниле.

— У моего папы в Маниле лавка старья, — сказала Бэби.

— Достаточно, — оборвал ее Чеп. — Не надо мне больше ничего рассказывать.

Ближе к вечеру Чеп вышел из «Киски», уже почти решив, что хочет жениться на Мэйпин. Общение с Бэби помогло ему разобраться в себе. В присутствии Мэйпин он всякий раз терял голову и не мог уже рассуждать логично; во время свиданий с Мэйпин ему часто приходила на ум Бэби, ее готовность принять любую его идею (в том числе «Давай-давай делать сенят!»); но за эту готовность приходилось расплачиваться — Чеп должен был считаться с ее собственными идеями, к тому же почти всякий раз она клянчила у Чепа то деньги, то подарки для сестры или матери: билеты на самолет, одежду, побрякушки, а один раз даже телевизор. Или взять последнее условие: «Я тебе позволю это мне делать все-все время, когда мы приедем в Англию». Сидя с Бэби в «Киске», чувствуя, как долбит по вискам оглушительная музыка, попивая бутылку за бутылкой недешевое пиво, Чеп с легкостью остановил свой выбор на Мэйпин. Посиделки с Бэби в баре за кружкой пива разбудили в нем страсть к Мэйпин. С Чепом так часто бывало: присутствие одной женщины заставляло желать общества другой. Но здесь было желание иного плана.

Ибо оно подразумевало нечто помимо секса: что после соития ему захочется еще немного побыть с ней, а не потянет домой к матери.

Перспектива переезда в Англию вместе с матерью вселяла в Чепа тоску. Но общество Мэйпин сделает Англию относительно терпимым местом. Он увезет с собой кусочек Гонконга, его лучшую — и самую портативную — часть. Совсем как в сказке, которую они с Коркиллом сочиняли и отшлифовывали на школьном дворе: ненасытная в любви наложница-китаянка на фоне усадебного дома, красные ногти, облегающая ночная рубашка, красивые трусики. Ребяческая фантазия, конечно, но она оставалась созвучна вкусам самого Чепа, а потому по-прежнему его возбуждала.

Законный брак — это, конечно, игра в карты с судьбой, но теперь, когда у него есть деньги, риска меньше. Да и Гонконг он покидает не по собственному выбору — его изгоняет Хун. К тому же между ним и матерью разверзлась пропасть — сделка с Хуном обнажила тот факт, что они совершенно разные люди. Чеп никогда бы не продал свои три четверти фабрики, если бы Бетти не жужжала над ухом, не твердила, что у Гонконга нет будущего. Родная мать заставила его послушаться Хуна. Эта чертова кукла стала пособницей китайца — и чего, скажите, ради?

Риск, связанный с женитьбой на Мэйпин, — не чета риску при игре в тотализатор в Ша Тинь, где тот, кто не выигрывает, обязательно проигрывает. Браков без хотя бы малой толики счастья не бывает. Он попросит Монти составить брачный договор, чтобы в случае развода не лишиться всего имущества. Если совместная жизнь не заладится, они разойдутся в разные стороны. Но Чеп чувствовал, что никогда не перестанет любить Мэйпин; решающим доводом стало то обстоятельство, что она была ему нужна не только для секса. Ему хотелось увезти ее с собой в Англию — пусть станет его женой, пусть будет рядом до самой его смерти.

Едва вернувшись в свой кабинет, он попросил мисс Лю найти Мэйпин.

— Что стряслось? — спросил он, когда они остались наедине. Мэйпин сидела на диване, Чеп — за столом.

— Я видела мой кошмар, — проговорила она. Исхудавшая и прелестная, с печатью горя на лице…

Чепу опять захотелось крепко обнять Мэйпин, овладеть ею и остаться с ней, лечь с ней на одну кровать — а домой не возвращаться вовсе. Раньше, когда она казалась сильной и спрашивала: «Вам меня?», Чеп требовал от нее интимных услуг, а сам рассеянно смотрел сверху, как она усердно ласкает его тело.

Теперь же, бледная, тоненькая, с огромными, словно от голода или хвори, глазами, горящими на заострившемся лице, ломая руки, слегка сутулясь, Мэйпин почти сияла: кожа больных людей часто светится подобным голубоватым светом. Рядом с такой Мэйпин Чеп чувствовал себя могучим и властным. Его подмывало приказать ей лечь на спину и раздвинуть ноги; он явственно воображал, как, прикрыв глаза, она улыбнется от наслаждения, когда он войдет в нее, растормошит, поделится с ней своей энергией.

— Пожалуйста, — взмолилась она, как только Чеп попытался взять ее за руку.

Дверь кабинета Чеп захлопнул ногой. Мисс Лю печатала. Из комнаты управляющего, мистера Чуна, доносился скрип стула — значит, и Чун на месте. Слышно было, как во дворе экспедиции швыряют коробки в кузова грузовиков. В швейном цехе стрекотали машинки, а в закройном время от времени клацала, рубя материю, гильотина.

Самому Чепу не казалось, что он пьян, хотя с Бэби в «Киске» он просидел несколько часов. Однако из того, что Мэйпин уворачивалась, Чеп вывел: она считает, что он пьян — что от него можно и нужно улизнуть, а он даже не заметит.

— Я хочу объяснить мистера Хуна, — заявил Чеп. Выбрался из-за стола, опустился рядом с ней на диван, взял ее за руку, точно заботливый друг. Мозги у него еле ворочались. Но ведь о Хуне она вообще не спрашивала. Наступила пауза. Чеп завел разговор с самим собой, привел сам себе ряд доводов… и вспомнил. Наконец он спросил: