Авраам Бен Иегошуа - Смерть и возвращение Юлии Рогаевой

— Он хочет сказать, что это бабушка послала его мать в Иерусалим? — удивляется Кадровик. — Как это понять?

— Кто их знает, что тут у них творится! — Консульша пожимает плечами. — Он мог и сам это придумать.

Парень явно не в порядке, даже отец не может объяснить. Не удивительно, что и мы с ним застряли.

— Сколько ему?

— Тринадцать, четырнадцать, но развит явно не по возрасту, и умственно, и физически, и к тому же в Иерусалиме почти всё время оставался один, мать, как я понимаю, работала у вас в ночную смену, вот он и связался с какими-то уголовниками.

— Да, в ночную, она сама об этом просила, потому что ночная смена лучше оплачивается. Но что это за история с уголовниками?

— Я не знаю подробностей. Может быть, муж знает. Это он разговаривал с его отцом, а не я, и вообще он в таких делах больше понимает.

— Откуда?

Она усмехается:

— Всю жизнь занимался животными, вот и в людях научился неплохо разбираться.

— А он смазливый паренек, этот ее сыночек, — перебивает их вдруг Журналист. Кажется, он уже видит себя законным участником миссии. — Девочки, наверно, по нему сохнут. Мой Фотограф так и ходит за ним с аппаратом. Думаю, не далее как в следующую пятницу, его портрет уже украсит первую страницу нашей газеты.

— Первую страницу?! — удивляется Консульша. Она не знает, что речь идет о маленькой местной газетке. — Как интересно!

Кадровик поворачивается к Змию спиной. Отсюда он хорошо видит паренька. В морозном ясном свете еще резче видны чистое, почти детское лицо, застланные слезами красивые глаза, легкая морщинка над веком.

— Не понимаю. — Он снова поворачивается к Консульше. — Почему же вы не разыскали его бабушку и не привезли ее сюда? Можно было бы сегодня же покончить со всей этой тягомотиной!

Она явно удивлена. О чем он говорит?! Это ему не Израиль. Здесь огромные расстояния, а связь очень плохая. Им с большим трудом удалось вообще разыскать, кто бы согласился передать ей сообщение. У них тут, у местных, близится старый Новый год, многие старухи отправляются в это время на поклон в ближайшие монастыри. Эта его бабушка, видно, пошла тоже. Раньше чем через два-три дня ее назад ждать не приходится. Нужно придумать что-то другое.

Может, подождать, пока она вернется, и доставить ее сюда на самолете?

Консульша смеется. Нет, он, видно, никак не может понять, в какую страну он прилетел. В тех местах, где живет эта старуха, не то что аэропорта нет, там и самолета, наверно, никогда в глаза не видели.

А нельзя ли в таком случае послать за ней вертолет?

Вертолет? Откуда здесь вертолет?

Ну, у военных, например.

У военных? Даже если бы удалось выпросить вертолет у военных, кто за него заплатит? Расстояния тут огромны. Это чудовищные расходы.

— Ну, пожалуй, наша фирма могла бы взять некоторую часть расходов на себя, — осторожно предлагает Кадровик. Ему вдруг позарез приспичило встретиться с матерью Юлии Рогаевой.

Вот он читал недавно, что американцы послали специальный вертолет на нефтяную вышку в море, чтобы отец убитого солдата успел попасть на похороны.

— Что вы сравниваете! — В голосе Консульши уже звучит легкое нетерпение. — Во-первых, то был павший солдат, а во-вторых, прошу вас, учитывайте все-таки, что вы прилетели в другую страну и порядки здесь другие. Здесь жизнь тяжелая, особенно зимой. И то, что вам кажется возможным, здесь попросту фантастика. Давайте не будем больше фантазировать…

— Почему фантазировать? — Получив выволочку, Кадровик слегка краснеет. — Я всего лишь пытаюсь удовлетворить законное требование ее сына. Согласен, его мать — не то, что павший в бою солдат, но она погибла во время теракта вместе со многими другими иерусалимцами, и мы ответственны за нее, хотим того или не хотим. Поэтому мы обязаны постараться, чтобы все члены ее семьи присутствовали на похоронах. Я не вижу иного выхода. И не вижу необходимости оправдываться, если у меня болит сердце за этого паренька.

— Я вполне разделяю ваши чувства, — примирительно говорит Консульша. — Но никакое сердце не поможет нам доставить эту старуху сюда в обозримое время. Тем более зимой. Лучше сразу выбросить это из головы.

— Вот как — выбросить из головы?! — Кадровик насмешливо смотрит на нее. А почему, собственно? Его прислали сюда не за тем, чтобы выбрасывать из головы свои обязанности. И он не может примириться с тем, что его страна будет выглядеть в глазах здешних жителей жалкой и бесчувственной. Напротив, он хочет повысить в их глазах ее престиж. Он управляет человеческими ресурсами на своем предприятии, он работает с людьми, и он знает, что значит для такого мальчика смерть матери. Даже если паренек и притворяется, что он сильный и ему на всё наплевать. Как так — не привезти сюда его бабушку, чтобы ему было полегче?! Если нельзя вертолетом, так можно просто привезти ее сюда на машине!

— Машину я вам тоже советую выбросить из головы, — недовольно говорит Консульша. — До ее деревни добираться несколько дней, причем нет никакого регулярного сообщения. Даже если она согласится приехать, то не доберется в одиночку, это глубокая старуха, ей понадобится чье-то сопровождение. Сколько еще, вы думаете, можно тянуть с этим вашим гробом?

— Во-первых, это не мой гроб! — Его голос уже дрожит от возмущения. Его прислало сюда наше государство, такое же мое, как и ваше. Он сопровождает его по своей доброй воле, только и всего. А во-вторых, да, он полагает, что захоронение, безусловно, можно отложить еще на несколько дней. Он в этом убежден. Он получил копию медицинского заключения из Абу-Кабира, и хотя он не мог его расшифровать, но уверен, что за сохранность тела можно не беспокоиться. Как это — уверен?

Уверен в том смысле, что знает еще со времен своей армейской службы: во всех таких случаях перед отправкой тела для захоронения его подвергают специальной обработке, чтобы оно могло сохраняться несколько дней.

— Ну и что? К чему вы это рассказываете?

— К чему рассказываю? — переспрашивает Кадровик и вдруг ощущает непонятное возбуждение, хотя жуткий мороз по-прежнему вгрызается в его голову и леденит тело. — К тому, что если уж наша фирма решила искупить свою вину и возместить ту небольшую бюрократическую оплошность, которую этот вот газетный Змий превратил чуть ли не в преступление против человечности, и если уж я приехал специально для того, чтобы лично вручить денежную компенсацию этому мальчику, — он указывает на паренька, который переводит взгляд с Кадровика на Консульшу и обратно, словно догадываясь, что речь идет именно о нем, — то неплохо было бы подумать не только о том, как поддержать его материально, но и о том, как помочь ему в его горе. И поскольку он просит, чтобы рядом с ним была бабушка и эта его просьба не противоречит закону, почему бы нам ее не удовлетворить?