Даниэль Глаттауэр - Лучшее средство от северного ветра

3. На Ваш взгляд, это мудро (даже «очень мудро»), что мы никогда не встретимся. Завидую Вашему трепетному отношению к мудрости!

4. Вы не желаете словесной перепалки в чате. А чего Вы желаете? О чем мы с Вами должны беседовать, чтобы Вы не начали потихоньку интересоваться мной больше, чем позволяют «рамки»?

5. И еще (на тот вполне реальный случай, если Вы не ответите ни на один из заданных мной вопросов): Вы сказали, что это лишь десятая доля того, что Вы хотели мне написать. А Вы не стесняйтесь, пишите мне все. Буду рада каждой строчке! Я с удовольствием читаю Ваши послания, дорогой Лео.

Эмми

Через пять минут

RE:

Дорогая Эмми!

Вы не можете не разложить все по пунктам 1, 2, 3 и т. д. — это были бы уже не Вы, верно? Подробнее завтра.

Приятного вечера.

На следующий день

Без темы

Дорогая Эмми!

Вы не обратили внимания на то, что мы абсолютно ничего не знаем друг о друге? Мы создаем в своем воображении некие виртуальные образы, составляем некие иллюзионистские фотороботы друг друга. Задаем вопросы, вся прелесть которых состоит в том, чтобы они оставались без ответа. Мы превратили это в своего рода спорт — пробудить любопытство собеседника и разжигать его все сильнее, оставляя без удовлетворения. Мы пытаемся читать между строк, между слов и скоро уже, наверное, начнем читать между букв. Мы судорожно пытаемся как можно точнее оценить друг друга. И в то же время мы являем чудеса виртуозности в решении другой задачи — не выдать ни одной своей существенной черты. Да что там «существенной черты» — ничего вообще. Мы еще ничего не рассказали друг другу о своей жизни, не открыли ни единой детали наших будней, ничего, что могло бы быть интересно другому.

Мы общаемся в безвоздушном пространстве. Мы чинно-благородно сообщили друг другу характер нашей профессиональной деятельности. Вы теоретически могли бы оформить мой сайт, я, в свою очередь, практически выдаю Вам (плохие) лингвопсихограммы.

Вот и все.

Благодаря паршивой газетенке мы знаем, что живем в одном и том же городе. А что еще? Ничего. Вокруг нас нет других людей. Мы существуем в пустоте. У нас нет возраста. У нас нет лиц. Мы не различаем день и ночь. Мы живем в безвременном пространстве. У нас есть лишь мониторы — у каждого свой, секретный, незримый для другого — и общее хобби: мы оба интересуемся неким совершенно чужим человеком. Браво!

Что касается меня (сейчас я намерен сделать признание), то Вы мне безумно интересны, дорогая Эмми! Не знаю почему, но знаю, что для этого был довольно яркий повод. Я знаю, впрочем, также, насколько абсурден этот интерес. Он не выдержал бы испытания встречей, независимо от того, как Вы выглядите, сколько Вам лет, какой процент Вашего электронно-почтового обаяния Вы смогли бы захватить на эту встречу и какой процент яркости и остроумия Вашей письменной речи способны передать Ваши голосовые связки, Ваши зрачки и мышцы Вашего лица. Я подозреваю, что единственный источник питания этого «безумного интереса» — мейл-бокс. Любая попытка извлечь его оттуда, вероятно, закончилась бы плачевно. И вот, дорогая Эмми, ключевой вопрос: Вы по-прежнему хотите, чтобы я писал Вам мейлы? (На этот раз мне особенно хотелось бы услышать четкий и ясный ответ.)

Всего Вам самого доброго.

Лео

Через двадцать одну минуту

RE:

Дорогой Лео!

Для одного письма это было даже многовато! У Вас, похоже, полно свободного времени днем. Или Вы пишете без отрыва от производства? Может, Вам даже за это дают отгулы? Или платят как за сверхурочную работу? А налоги Вам за это платить не нужно? Я знаю, у меня острый язык. Но только на письме. И только когда я чувствую себя неуверенно. Лео, Вы внушаете мне это чувство неуверенности в себе. Я уверена лишь в одном: да, я хочу, чтобы Вы продолжали писать мне мейлы, если это Вас не слишком затрудняет.

А если мой ответ показался Вам недостаточно четким и ясным, я попробую выразить это еще раз: ДА, Я ХОЧУ!!!!!!! МЕЙЛОВ ОТ ЛЕО! МЕЙЛОВ ОТ ЛЕО! МЕЙЛОВ ОТ ЛЕО! ПОЖАЛУЙСТА! Я ЖАЖДУ МЕЙЛОВ ОТ ЛЕО!

А теперь Вы мне должны объяснить, почему это у Вас был «довольно яркий повод», а не причина интересоваться мной. Мне это непонятно, но звучит интригующе.

Всего, всего самого доброго (и еще один раз «всего»).

Эмми

Р. S. Ваш мейл был просто супер! Совершенно без юмора, но — супер!

Через день

Тема: С наступающим Рождеством

Знаете что, дорогая Эмми, я, пожалуй, нарушу наши «правила» и расскажу Вам сегодня кое-что о своей жизни. Ее звали Марлен. Еще три месяца назад я написал бы: «Ее зовут Марлен». Сегодня я говорю: «Ее звали». Через пять лет настоящего, лишенного будущего, я наконец нашел дорогу в наше с ней прошлое. Я не стану посвящать Вас в детали наших отношений. Самым лучшим в них были попытки начать все сначала. Поскольку мы оба обожали это занятие, то начинали все сначала каждые пару месяцев. Мы считали друг друга «любовью всей жизни». Но это только когда мы в очередной раз были в разлуке и пытались вновь соединиться. Остальное время мы так не считали.

И вот наконец осенью наступил решающий момент: у нее появился другой. Человек, с которым, по ее словам, можно не только соединиться, но и остаться… (Хотя он был пилотом испанской авиакомпании. Но это неважно.) Когда я об этом узнал, я вдруг свято уверовал в то, что Марлен — «женщина моей мечты» и что я должен сделать все, чтобы не потерять ее навсегда. И пару недель только этим и занимался — делал все и еще чуть-чуть. (От подробностей этой истории я, пожалуй, тоже Вас избавлю.) А она уже почти была готова дать мне — а значит, нам обоим — «последний шанс»: Рождество в Париже. Я собирался (можете смело посмеяться надо мной, Эмми) сделать ей там предложение. Безмозглый кретин. Она ждала только прилета испанца, чтобы рассказать ему про меня и про Париж. Она просто обязана была сделать это, считала она. Мне было как-то не по себе от этой затеи. Да что там «не по себе» — при мысли об этих объяснениях у меня в животе как будто запускали сразу все двигатели испанского аэробуса. Это было 19 декабря. Нет, она не позвонила. Она прислала мне смертоносный мейл: «Лео, ничего не получится. Я не могу. Париж был бы очередной ложью. Прости, пожалуйста!» Как-то так. (Нет, не «как-то так», а именно так, слово в слово.)

Я сразу же написал ответ: «Марлен, я хочу, чтобы ты стала моей женой! Это твердое решение. Я хочу всегда быть с тобой. Теперь я знаю, что могу. Мы должны быть вместе. Доверься мне в последний раз! Давай поговорим обо всем в Париже. Пожалуйста, не отменяй Париж!» И стал ждать ответа. Прошел час, два часа, три часа. Каждые двадцать минут я взывал к ее глухонемому мейл-боксу, я читал старые любовные мейлы, смотрел наши электронные любовные фотографии, которые мы сделали во время наших бесчисленных примирительных путешествий. Потом опять таращился на монитор как помешанный. От этого короткого, бесстрастного звука — сигнала об очередном почтовом сообщении, — от этого крохотного моргающего письмеца на панели задач зависела моя жизнь с Марлен, а значит, как мне казалось в тот момент, и вся моя дальнейшая жизнь.