Элизабет Страут - Оливия Киттеридж

— Это была группа психотерапии, — объясняла Энн, — чтобы мы могли понять свою вину, осознать свою ответственность, ну, вы же понимаете.

Оливия не понимала.

— Кристофер просто женился на неподходящей ему женщине, в этом все дело, — сказала она.

— Но вопрос в том — почему? — заботливым тоном произнесла Энн, чуть подвинув малышку у себя на животе. — Если мы узнаем, почему мы делаем что-то, мы не повторим тех же ошибок.

— Понятно, — сказала Оливия.

Она вытянула ноги и почувствовала, как на ее колготках тихонько побежала еще одна дорожка. Ей надо будет пойти в магазин аптечных товаров.

— Это было просто замечательно. И Крис, и я совершенно увлеклись этим процессом и увлеклись друг другом.

— Как мило, — смогла наконец выдавить из себя Оливия.

— Психотерапевт — совершенно потрясающий парень, Артур его зовут. Вы бы не поверили, сколько всего мы от него узнали. — Энн растирала спину малышки посудным полотенцем. Взглянула на Оливию. — Тревога — это гнев, мама, — сообщила она.

— Вот как? — Оливия подумала о невесткиных сигаретах.

— Угу. Почти всегда. Когда Артур переехал в Нью-Йорк, мы тоже переехали.

— Вы сюда переехали из-за психотерапевта? — Оливия выпрямилась на своем пляжном стуле. — Это что — куль?

— Нет-нет, мы все равно хотели сюда переехать. Но это же великолепно — мы по-прежнему работаем с Артуром. Всегда есть множество проблем, над которыми надо поработать, понимаете?

— Еще бы!

И тут же, в этот самый момент Оливия приняла решение: она станет принимать всё. В первый раз Кристофер женился на женщине недоброй и настырной, а на этот раз он выбрал неумную, но милую. Ну так это ее, Оливию, не касается. Это его жизнь.

Оливия спустилась вниз, в подвал, и набрала номер на белом телефоне. Синди спросила:

— Ну как там у вас?

— Прекрасно. Совсем другая страна тут, ближе к югу. Можешь дать ему трубку? — Оливия прижала трубку плечом к уху, пытаясь стянуть с себя колготки, но вспомнила, что другой пары у нее нет. — Генри, — сказала она, — сегодня годовщина их свадьбы. У них все нормально, только она глупая, как я и думала. Они ходят к психотерапевту. — Оливия поколебалась, огляделась вокруг. — Ты не беспокойся об этом, Генри. На занятиях психотерапией они следуют точно за своим терапевтом-Мамочкой, [40] Мамочка, мать (амер. Mommy, Mother) — титул главы или просто старшего в гомосексуальной группе. я совершенно уверена. Выходишь — благоухаешь, словно роза. — Оливия побарабанила пальцами по стиральной машине. — Мне надо идти, Генри. Она собирается белье здесь стирать. Мне тут хорошо, Генри. Я вернусь через неделю.

Наверху Энн кормила малышку кусочком печеного сладкого картофеля. Оливия села и стала смотреть, вспоминая, как однажды, в какую-то годовщину их свадьбы, Генри подарил ей цепочку для ключей с четырехлистным клевером, впрессованным в брелок из толстого прозрачного пластика.

— Я позвонила Генри и сказала, что у вас сегодня годовщина.

— Ой как приятно! — воскликнула Энн и добавила: — Годовщины — это здорово. Краткий миг для размышлений.

— А я любила подарки получать, — сказала Оливия.

Следуя за Кристофером и его слишком крупной женой, толкавшими перед собой большую двойную коляску, Оливия думала о своем муже, которого, скорее всего, уже уложили спать: они там стараются укладывать пациентов спать раньше, чем укладывают спать маленьких детей. «Сегодня с твоим отцом разговаривала», — сказала она, но Кристофер, по-видимому, ее не услышал. Они с Энн оживленно беседовали, толкая перед собой коляску, их лица были обращены друг к другу. О господи, как она радовалась, что так и не бросила Генри! У нее никогда не было друга, такого же преданного, такого же доброго, как ее муж.

И все же, стоя позади сына в ожидании, пока зажжется зеленый свет, она вспомнила, что, несмотря на все это, бывали в ее жизни моменты, когда она ощущала свое одиночество так глубоко, что как-то раз, не так уж много лет назад, когда ей пломбировали зуб и зубной врач осторожно повернул ее подбородок своими мягкими пальцами, она невыносимо остро ощутила это прикосновение как нежную ласку и проглотила стон томления, и слезы навернулись ей на глаза. («Вы хорошо себя чувствуете, миссис Киттеридж?» — осведомился врач.)

Сын обернулся взглянуть на Оливию, и его сияющего лица оказалось достаточно, чтобы придать ей силы идти дальше, потому что, честно говоря, она очень устала. Молодые люди не могут представить себе, что человек доживает до такой стадии, когда уже не способен болтаться туда-сюда утром, днем и вечером. Семь стадий жизни? Кажется, так Шекспир сказал? Ерунда, в самой по себе старости и то семь стадий! А в промежутках ты молишься о том, чтобы умереть во сне. Но Оливия радовалась, что не умерла. Вот она — ее семья… и вот кафе-мороженое, со свободной кабинкой как раз в передней его части. Оливия благодарно опустилась на подушки красного бархатного диванчика.

— Хвала Господу! — произнесла она.

Однако ее не услышали. Они были заняты: отстегивали детей, усаживали малышку в высокий детский стульчик, а Теодора — на его собственный высокий стул, придвинутый к торцу. Живот Энн оказался слишком велик — она не смогла сесть в тесной кабинке, и ей пришлось поменяться местами с Теодором, что он сделал только тогда, когда Кристофер взял обе его ладошки в одну свою, наклонился к нему и тихо сказал: «Садись».

На какой-то момент у Оливии возникло чувство смутного беспокойства. Но мальчик сел. Очень вежливо попросил ванильного мороженого.

— Кристофер был всегда очень вежлив, — сказала ему Оливия. — Все всегда говорили мне комплименты про то, какой он вежливый мальчик.

Неужели Кристофер и Энн при этом переглянулись? Да нет, они были заняты — готовились сделать заказ. Оливии казалось невероятным, что Энн носит у себя внутри внука Генри, но вот поди ж ты!

Она заказала сливочный пломбир с фруктами, орехами и жженым сахаром.

— Нечестно! — заявил Теодор. — Это я хочу пломбир.

— Ну ладно, я думаю — можно, — сказала Энн. — Какой именно?

Мальчик, казалось, расстроился, будто ответ на этот вопрос был выше его понимания. Наконец он пробормотал, опустив голову на сложенные на столе руки:

— Я буду ванильное в вафельной трубочке.

— А твой отец взял бы шипучку с мороженым, — сказала Оливия Кристоферу.

— Нет, — возразил Кристофер. — Он заказал бы целое блюдо клубничного мороженого.

— Не-а, — Оливия стояла на своем, — шипучку.

— И я это хочу, — сказал Теодор, поднимая голову. — И я хочу шипучку с мороженым. А что это такое?

— Это когда наливают в стакан много шипучки, вроде пива из всяких растений, и пускают в ней плавать шарики ванильного мороженого, — объяснила Энн.