Владимир Данихнов - Девочка и мертвецы

— Не волнуйся, всё будет хорошо!

— Хорошо, дяденька.

Марик взял засмущавшуюся Катеньку за руку и подвел к своей тахте:

— Будешь спать здесь. А я — в кресле.

— Но разве удобно спать сидя, дяденька? — Катенька вспомнила ночевку в вездеходе, и ее передернуло.

— Кресло раскладывается. — Марик улыбнулся. — И волшебным образом превращается в кровать.

Катенькины глаза засияли:

— Правда, волшебным?

Марик засмеялся:

— Шучу я, дуреха!

Катенька потупилась.

— Видишь маленькую дверцу в углу, возле секретера? Там ватерклозет и раковина. На полке две зубные щетки, одна совсем новая, в пластике, не распакованная, можешь ее взять. А я почищу зубы старой.

— Почистишь зубы? — Катенька виновато посмотрела на Марика.

— Ты что, блин, зубы никогда не чистила? — спросил мальчишка. Он попытался пошутить: — Даже я, внук фермера, погонщик туров, чищу зубы каждый день…

Катенька улыбнулась. Улыбнулась той самой улыбкой, которая совсем недавно обожгла Ионыча. Марика улыбка заставила покраснеть от стыда — он ощутил смутную вину перед девочкой.

— Я никогда не чистила зубы, — произнесла Катенька.

— Это несложно, — сказал Марик. — Я научу. — Ему пришло в голову, что если Катенька завтра-послезавтра уедет с Ионычем, это умение ей не пригодится. Марику стало тошно от такой мысли, и он кинулся в ватерклозет. Взял с полки щетку и зубную пасту.

— Вот, смотри: выдавливаешь пасту на щетку посредством нажатия пальцами на край тюбика, а потом… — Он провел щеткой по зубам. — Вот так… туда-сюда… ну… понимаешь?

Катенька зажала рот ладошкой и захихикала.

Марик улыбнулся, неловко почесал затылок щеткой.

— Ну а чё… — пробормотал он. — Прикольно…

— Прикольно, — согласилась Катенька с улыбкой. — Очень-очень прикольно!

Марик, обрадованный тем, что удалось развеселить девочку, положил щетку на место и кинулся к компутеру.

— Щас я тебя еще кое-чем удивлю! Ты, наверняка, ничего подобного не видела! Вот смотри, что мне один друг из Есенина понаприслал… видюшки с настоящими смертями от несчастных случаев! Вот дядька в канализационный люк упал, смотри, как подбородком забавно шандарахнулся… идиот, правда? А вот тетка переходила дорогу, на нее чуть велосипедист не наехал, она отпрыгнула и — хрясь! — под машину. Ужас, правда? А вот мужика на стройке катком переехали… или вот еще, мужик скворечник вешал, с дерева упал и спиной прямо на решетку… кошмар, да?

Марик обернулся. Катенька смотрела мимо видеоящика.

«Дурень, — мелькнуло в голове у Марика. — Такие гадости девчонке показывать… тоже мне, удивил».

— Я, в общем-то, не хотел ничего такого… — буркнул он. — Хотел мультяшку включить…

Катенька молчала.

Проклиная себя за проявленную в неподходящий момент кровожадность, Марик прошептал:

— Ты это, блин… прости.

Катенька спросила:

— Дяденька, а почему у вас на картинках только взрослые дяденьки и тетеньки умирают? А дети как же?

— Ну… — Марик почесал нос. — С детьми тоже, наверно, несчастные случаи приключаются… но это как-то неправильно, видюшки с мертвыми детьми смотреть…

— Почему неправильно?

— Ну чё там… — Мальчишка совсем растерялся. — Как это можно так… дети, они ж, блин, маленькие, не выросли еще… а на них смотреть, как умирают. Лучше уж совсем не смотреть. Нельзя смотреть, вот и все дела, и думать об этом тоже нельзя, неправильно. Поняла?

— Поняла, дяденька.

— Ну ладно, — сказал Марик. — Ты иди зубы чисти и там всякое… а я пока за компутером посижу, порублюсь во что-нибудь.

— «Порублюсь»? — переспросила Катенька.

— Ну… пошпилю, в смысле. В «Старпера», например.

— В «Старпера»?

— Ну… это такая компутерная игрушка, клевая. Про сумасшедшего старика, который путешествует по зоне и всех стреляет, и думает, что все в зоне — мертвяки, а на самом деле это обычные люди. По ней, кстати, много книжек написали, фантастических, целую серию. У меня почти все есть! — похвастался Марик. — Вон, на полках стоят. Дед из самого Толстого привозит.

Катенька помялась и тихо попросила:

— Дяденька, вы не выключайте компутер, когда ляжем спать. Мне очень приятно, что он светится рядышком. — Катенькины глаза сами засветились, как крохотные видеоящики. — Пожалуйста!

Марик кивнул.

В ночи раздался голос Ионыча, вялый с похмелья, кровоточащий от унылой мысли, терзавшей ржавым саморезом нетрезвый разум:

— Как же мы так, Феденька? Встали на путь разбоя и преступления.

Сокольничий зашевелился под одеялом. Сел на кровати, схватился за голову:

— Тарелка в том повинна, Ионыч, как пить дать. Мы с тобой люди верующие, положительные, по своей воле так бы не поступили.

— Думаешь?

— Недавно проверял тарелку и знаешь, что услышал? Стук какой-то! Точно тебе говорю: то стучали механизмы, предназначенные для управления нейронными сетями наших мозгов!

— Так я и думал… — пробормотал Ионыч потрясенно. — Нейронными сетями управляют, ироды, свободу поступка на корню душат.

— То-то и оно, Ионыч. То-то и оно.

— Ладно, черт с ней, с тарелкой. Мы ведь, если задуматься, не праведников убили, а так, шваль, мерзейших госчиновников, бюрократов.

— Орудия мы с тобой, Ионыч, орудия в руках божиих, по-другому и не скажешь. — Федя сокрушенно покачал головой и почесал заскорузлую пятку через дырку в носке. — Но не всякий праведник нас поймет. И в Китеж-град путь нам уже закрыт.

Ионыч поднялся, заглянул в окно — снаружи бушевала, ломаясь о крепкие стены, непогода. Ионыч заложил руки за спину, прошелся по комнате.

— Праведники не поймут, — согласился Ионыч. — Они, праведники эти, привыкли чужими руками жар загребать.

Федя вздохнул:

— Делаем за них всю грязную работу, а они еще и недовольны.

— Вот, к примеру, старик Пяткин, — продолжил Ионыч. — Праведный вроде старикан. А с меня триста рубликов сколотил самым бессовестным образом. И где, спрашивается, благодарность за то, что мы черную работу за него сделали, чтоб он чистеньким оставался, перед всевышним незапятнанным? Где благодарность, я спрашиваю?

Сокольничий долгое время молчал. Видно было, что со словами Ионыча он не совсем согласен. Старик Пяткин пришелся по душе добросердечному Феде. В конце концов, не так часто встретишь человека, который тебя и накормит, и напоит, и переночевать оставит. А триста рублей… а что триста рублей? Они за вечер наели и выпили хозяйского больше чем на триста; пожалуй, что и на пятьсот. Особенно Ионыч старался, бочонок красного вина с корицей выдул, наверное. А корица — приправа редкая, с самой Земли поставляется.

— Федя, — позвал Ионыч сердито. — Ты не слушаешь меня?

Сокольничий вздрогнул:

— Слушаю, Ионыч, слушаю. Просто задумался: не поджидают ли нас в Пушкино. Вдруг пропажу Владилена Антуановича уже обнаружили?