Кэндзабуро Оэ - Эхо небес

Деньги нужны были, чтобы купить билеты на самолет и отправить девушек назад, в Японию. Но не в характере Мариэ было сидеть в этом regio dissimilitudenis — заросших лесом горах Калифорнии — и ждать, пока Асао и его друзья соберут нужную сумму. Переговорив с членами коммуны и благополучно уладив вопросы, связанные с взаимными обязательствами, — по словам М., это включало и уплату всех имевшихся долгов, — она усадила своих подопечных в пикап и, распрощавшись с Калифорнией, уехала. Опасаясь сразу отправить девушек в Японию — да и не имея для этого возможностей в связи с отсутствием денег на самолет, — Мариэ повезла их по маршруту, разработанному незадолго до смерти Маленьким Папой, стремившимся ознакомить Америку с учением, которое он проповедовал в Круге.

Девушек, потерявших своего наставника, эта поездка вернула к жизни. По мере того как пикап продвигался вперед, они все больше проникались мыслью, что благополучно удаляются от места, погубившего Маленького Папу, и приятным ощущением наконец наступающего выздоровления.

Двигаясь на восток через американский континент, они, завидев какой-нибудь старинный городок, сразу сворачивали с хайвея, даже если для этого требовалось проделать лишние мили. Въехав в город, они останавливались у кладбища и — хотя, вероятно, это и запрещалось законом, — вынув горстку останков Маленького Папы из игравшей роль урны спортивной сумки «Адидас», закапывали ее у корней старых деревьев, огораживающих ряды замшелых надгробий. Копали на совесть и, только когда становилось ясно, что собаки уже не учуют то, что лежит на дне ямки, бережно клали туда две-три маленьких косточки. Местоположение каждого кладбища Мариэ отмечала на карте автомобильных дорог округа — всегда по-американски подробной и четкой.

— Зачем ты это делаешь? Ведь мы никогда больше не приедем в Америку и не сможем прийти на его могилу, — спросила Миё с сомнением в голосе.

— Важны сами карты. Когда вернешься в Японию, отнеси их в окантовку и попроси соединить в одну большую общую карту. Тогда ясно увидишь, как крошечные фрагменты останков Маленького Папы покрывают весь континент, — ответила Мариэ.

Мариэ миновала Чикаго и затем выехала из Штатов в Канаду. Паром доставил их в Торонто, но они пробыли там (как и в Чикаго) только один день и снова пустились дальше. Я знаю, что они останавливались в заповеднике Кейв-лэйк — взглянув на карту, я бы точно сказал, в каком именно месте между Торонто и Оттавой, — потому что оттуда пришла полароидная фотография, сделанная каким-то американским туристом, с которым они познакомились, и письмо Мариэ. Несколько осколков костей Маленького Папы, возможно, захоронены там под сикомором, или кленом, или плакучей ивой — с уже облетевшей осенней листвой. На фотографии путешественницы стоят вокруг пикапа, припаркованного у леса, выглядят похудевшими и усталыми, но веселыми, как на каникулах.

Мариэ вложила в письмо немного «сладкой травы» — разновидности тростника, который в короткие месяцы лета индейцы собирают на болоте, высушивают и используют для разных изделий и чей напоминающий ваниль запах пропитал исписанные листки бумаги. Упоминая, что сплела девушкам ожерелья из этой травы, она, должно быть, косвенно указывала на эпизод «Божественной комедии», в котором Данте рассказывает, как, помогая пилигриму спастись из ада, Виргилий велит ему опоясаться тростником.

Из письма, тон которого постепенно делался суше, выяснилось, что Мариэ познакомилась в заповеднике с неким американским писателем, примерно моим ровесником, и побеседовала с ним во время обеда в ресторане этого урочища (я сразу представил себе ее жестковатый, но совершенно естественный тон), состоявшем из крупяного супа, дикого риса, хлеба местной выпечки и мяса оленя, убитого им в тот самый день. Традиционное индейское меню, но девушкам было не справиться с предложенными им ломтями оленины. Еда понравилась только Мариэ.

Писатель рассказал о том, как крупная корпорация сумела проникнуть в резервацию индейцев, одну из нескольких в Британской Колумбии. Леса, которые они купили у индейцев, были теперь вырублены, и это разрушало весь привычный образ жизни. Сейчас он направлялся туда, чтобы подробнее разобраться во всем на месте. Не хочет ли она поехать вместе с ним? Мариэ колебалась, почти готовая согласиться, и это страшно пугало Миё и всех остальных, но в конце концов поняла, что не может бросить своих спутниц. Когда они уезжали, писатель сфотографировал их на прощание и подарил Мариэ деревянную брошку — образчик резьбы индейского племени оджибве.

Одной из причин, побудивших Мариэ написать мне, было ее справедливое предположение, что меня заинтересует этот случайный дорожный знакомый, писатель-ровесник, озабоченный судьбой североамериканских лесов. (Кстати, так получилось, что я с ним уже встречался.) А позже, получив письмо Асао и деньги, которые он переправил ей через японское генеральное консульство в Торонто, она узнала, что на подписном листе стояла и моя фамилия.

Последнюю остановку путешественники сделали у Ниагарского водопада (с канадской стороны), а потом сразу вернулись в Торонто, где разделились.

Лететь предстояло в разные стороны: пять девушек отправлялись через Чикаго в Японию, Мариэ, без всяких спутников, в Мехико.

Придя ко мне с Асао и его друзьями, чтобы дать полный отчет о последних событиях, девушки Круга показали мне их последнюю общую фотографию. Они стоят на фоне водопада, но поскольку уже наступила зима, брызги воды превратились в густой туман, застилающий вид за их спинами (кое-где капли воды попали и на объектив), так что там, где должна быть Ниагара, видна только темная, все заглатывающая дыра. Девушки, все в китайских пуховиках (откуда только их достали!), выглядят сущими беженками и, дрожа, жмутся друг к другу, стараясь согреться.

Мариэ на втором плане: прямая, с высоко поднятой головой, в пальто с открытым воротом и длинным шарфом, сколотым деревянной брошью. У девушек такой вид, словно их вот-вот бросят, а может быть, и уже бросили, и выглядят они очень несчастными. Глаза Мариэ, как всегда, скрыты тенью густых ресниц, но лицо, с более заостренными теперь, когда она так похудела, чертами, по-прежнему полно жизни.

Водопад Ниагара был выбран в качестве конечного пункта путешествия, потому что Маленький Папа завороженно говорил о нем еще в Камакура. В мире, сказал он тогда, есть много чудес, подобных этому, показывающих, как мелки и незначительны люди, но именно в эти места мы, лилипутская раса, устремляемся толпами, чтобы просто стоять и глазеть. Ниагарский водопад в этом смысле один из лучших примеров. Цинизма в его словах не было: он мечтал предаться там медитации.