Аки Шимазаки - Бремя секретов

— Спасибо, Намико. Сегодня я засну быстро, мне даже не придется глотать снотворное, — улыбнулась она и, вернувшись в свое кресло, продолжила разговор с внуком.

Чуть позже я принесла маме чашку мятного настоя. Сын по-прежнему расспрашивал ее о войне, и мама терпеливо все ему объясняла. Он спросил:

— Что за душой у тех, кто приводит нас к таким катастрофам? Скорее всего, ненависть, или расизм, или жажда мести.

Потом они долго молчали. Только тикали часы. В темпе moderato.

Затем мама сказала:

— К сожалению, есть вещи, которых нельзя избежать.

— Вы верите в судьбу?

— Да, — ответила мама. — Человек умирает по велению судьбы.

— По велению судьбы? Даже дедушка умер по велению судьбы?

Вместо ответа мама сказала:

— Я устала. Сегодня я хочу лечь спать пораньше.

Она поднялась с кресла и направилась в сторону ванной. Мы слышали, как в дом вошла госпожа С. Я закрыла книгу, содержания которой уже не помнила. И, положив книгу в сумку, позвала сына:

— Пойдем.

Когда мы собрались уходить, мама сказала, укладываясь в постель:

— Есть жестокость, которую невозможно забыть. Я пережила нечто более страшное, чем война и атомная бомба.

Я вглядывалась в ее лицо. «О какой жестокости ты говоришь, мама?» Вопрос готов был сорваться с моих губ, но я сдержалась. Сын поправил одеяло на ее кровати. Он больше не задавал ей вопросов. «Доброй ночи, бабушка», — попрощался он. Мама протянула руку и погладила его по голове. «Доброй ночи», — улыбнулась она.

На следующее утро она умерла. Когда мы с сыном пришли, ее врач и госпожа С. были уже в доме. Смерть наступила внезапно, однако мамино лицо казалось спокойным и безмятежным.

— Думаю, она ушла с миром, — сказал врач.

Госпожа С. кивнула.

— Сюда, госпожа.

Меня вызвал мамин адвокат. Вхожу к нему в кабинет, расположенный рядом с приемной, где секретарша стучит по клавишам пишущей машинки. Читаю документы, касающиеся наследства, и почти не глядя ставлю свою подпись, потому что мама уже показала мне все бумаги. Дело продвигается быстро, пока адвокат не протягивает мне два конверта, на каждом из которых надписано имя. В одном, с моим именем, похоже, лежит книга. Второй конверт не такой толстый и адресован человеку, которого я не знаю. Рядом с незнакомым именем несколько строк, предназначенных для меня: «Когда отыщешь моего брата, передай этот конверт ему в руки. В противном случае сожги его».

У меня есть дядя? Но кто он? Мама говорила, что она была единственным ребенком в семье, как и я. Где же ее брат? Как его найти? И почему только теперь? Странно… Я смотрю на адвоката. Сомневаюсь, что мама могла рассказать ему о своем брате, о котором ни разу за всю жизнь не упомянула собственной дочери. С какой стати расспрашивать незнакомого человека о моих семейных делах? Неуверенным голосом я произнесла:

— Кажется, у мамы не было ни сестер, ни братьев.

— К сожалению, ничего вам ответить не могу. Понятия не имею. Она никогда об этом не говорила.

Адвокат пожал плечами. Я молчу, чувствуя облегчение и легкое разочарование. Закрыв папку с бумагами, он сказал:

— Как вам известно, еще три года назад она подготовила все документы. Кроме этих двух конвертов.

— Кроме двух конвертов?

— Да. Недавно она сама принесла их сюда.

— Недавно? Не понимаю. Мама была больна, она не выходила из дома. Это невозможно…

— Погодите…

Он снова открыл папку и просмотрел документы.

— А, вот! — сказал он. — За три недели до смерти ваша мать приехала сюда на такси одна, без госпожи С. Она живет далеко, и я хотел отправить к ней свою секретаршу. Но она сказала, что дело слишком важное и она не может никому его доверить.

Я растерянно посмотрела на адвоката.

— Я был знаком с госпожой К., вашей матерью, несколько лет, — прибавил он. — В тот день мне впервые показалось, что на душе у нее спокойно. Простите меня за такие слова, но я рад, что она умерла с миром. Надеюсь, у вас все будет благополучно. Обращайтесь ко мне за помощью — например, в том, что касается вашего дяди, звоните, не стесняйтесь.

— Да. Благодарю вас. Я доверяю вам так же, как моя мать.

Беру оба конверта, кладу их в сумку и выхожу из кабинета адвоката. Снова идет дождь, он еще сильнее, чем раньше. Небо серое. Холодно. Останавливаю такси и еду домой, крепко сжимая сумку в руках.

— Приехали, госпожа. С вами все хорошо?

Возле дома шоферу пришлось громко меня окликнуть.

Войдя в гостиную, я сажусь на диван. Конверты лежат передо мной на столе. Никак не могу решиться открыть свой. Почему мама хотела, чтобы я отыскала ее брата, и почему она сама не сделала этого при жизни? Мой взгляд останавливается на конверте, адресованном маминому брату.

Юкио Такагаши. Так его зовут. У них с мамой почти одинаковые имена: маму звали Юкико. В конторе адвоката я не обратила внимания на это сходство. Теперь произношу вслух: Ю-ки-о и Ю-ки-ко. Возможно, их родителям было важно подчеркнуть близость между братом и сестрой. Но мама до замужества носила фамилию Хорибе, а у ее брата другая — Такагаши.

Папа говорил, что в Японии фамилия, полученная сыном от отца, сохраняется при вступлении в брак. Но муж может принять фамилию жены ради сохранения родового имени, если в ее семье нет мальчиков. Наверное, это как раз случай моего дяди. А может быть, у одного из маминых родителей была другая семья, и Юкио — ребенок от первого брака.

Удивительно, что мама никогда об этом не говорила: она не рассказывала не только о своем брате, но и о родителях.

Когда я родилась, мама хотела назвать меня Юки, но папа был против. Он сказал, что нехорошо давать ребенку имя, которое носит кто-то из членов семьи; можно давать имена только тех, кто уже умер. Обычно папа не был суеверным. Однако на этот раз он ни за что не хотел соглашаться с мамой. Она не настаивала, и меня назвали Намико.

Сложилась бы моя жизнь иначе и стала бы она хуже, чем теперь, если бы вместо Намико меня назвали Юки? Кто знает? И вообще, разве можно сравнивать жизнь, какой бы хорошей или плохой она ни была, с другой, несуществующей жизнью?

Наконец я беру ножницы. Открываю свой конверт и достаю оттуда тетрадь. В тетради письмо от мамы, написанное за три недели до ее смерти.

«Намико,

только что я написала длинное письмо своему брату. Скоро ты узнаешь, кто он такой. Сейчас я чувствую себя намного лучше, хотя скоро умру. Странно, правда? Обычно люди не говорят, что чувствуют себя хорошо, находясь на пороге смерти. Но жизнь моя действительно близится к концу.

Теперь я могу сказать правду. Мой отец погиб не от взрыва атомной бомбы. Это я убила его. По стечению обстоятельств, по чистой случайности атомную бомбу сбросили именно в тот день. Наверное, отец должен был умереть — так или иначе. Я вовсе не собираюсь оправдываться и отрицать свою вину в том преступлении, которое совершила. Тогда у меня не оставалось выбора, хотя папа любил меня и между нами не было вражды.