Мари Акасака - Вибратор

Я ощущаю мучительную нежность к неведомому существу, что умоляет сейчас у меня внутри, просит голоса остановиться, у меня сердце за него кровью обливается, хочется защитить и прижать к груди это крошечное нечто, явившееся на свет в попытке меня защитить. Но еще глубже внутри меня живет неизбывная ярость, пересиливающая нежность, я чувствую — эта ярость мечется во мне, пронизывает сверху вниз, с головы до пят. Так и пустила бы сейчас на воздух все, что вижу, без изъятия, — сдохните все на хрен! Сдохни, старый ублюдок, и ты сдохни, и соплячка вместе с тобой. И ты подыхай! И ты, и ты, и все вы! Это ведь из-за вас страдаю я так страшно, верно? Это все вы стараетесь в угол меня загнать! То мое «Я», что хочет испуганно сжаться в комок, и то мое «Я», что мечтает в клочья разнести все вокруг — оба они, оба — это Я… и поэтому я просто стою здесь, как статуя.

— Ах да… я ж вина купить собиралась, я ж за этим сюда и пришла… — говорю опять, словно только что вспомнила. Мальчишка-подросток, обернувшись, бегло взглядывает в мою сторону.

Я так часто в этот универсам захожу, что всю его систему работы наизусть выучила. Знаю, какие продавцы в какое время работают, когда чья смена заканчивается… все знаю. Постоянно выхожу из дома и иду туда. Единственный универсам поблизости, где продается все, что нужно мне по ночам. Конкретизируя — тщательно подобранный ассортимент съестного, газировка и алкоголь. Любопытно, и когда ж это все началось?.. Размышляющие внутри меня голоса сделались столь нереально громкими, что по их милости стало невозможно уснуть. Чаще всего то были мои собственные мысли, но нередко среди них попадались и обрывки фраз, услышанных от других людей во время интервью, чужие слова смешивались с моими, и тогда мне удавалось отвечать на вопросы в соответствии с собственными представлениями о том, как бы следовало это сделать. Сцена за сценой переигрывались сообразно моим желаниям… Случаи, когда мне отчаянно хотелось признаться собеседнику, как меня тронула его или ее история. Случаи, когда я изнывала от желания сказать какому-нибудь дерьму — все, хорош гнать, но вместо того, чтоб плюнуть и выложить все как есть, старалась либо сохранять высокую объективность, либо подыгрывать интервьюируемому, придерживая собственные желания в узде.

Голоса, значится, принадлежали или мне самой, или тем, с кем я говорила, — все до единого. Раз или два, правда, я слышала слова, принадлежавшие мамаше какой-нибудь девочки, с которой я дружила еще в младших классах, что-то в этом роде. Идеально сохранившиеся воспоминания, пришедшие неведомо откуда — ну, по крайней мере мне так казалось, — удивляли, но голос, что я не смогла бы определить как некую часть своего прошлого, не возникал ни разу.

Прошло какое-то время, и додумалась я до одной штуки. Сообразила, что заснуть неплохо помогает спиртное, потому что, когда я пьяна, голосов становится поменьше. Расстояние между вопросами и ответами все увеличивается, а потом один за другим, один за другим голоса и вовсе исчезают, и я проваливаюсь в глубокую пучину нормального сна.

Но золотые деньки моего романа с алкоголем оказались, увы, слишком кратки.

Несомненно, существуют ситуации, когда изначально ясно: если уж начинаешь пить, то готовься к тому, что тебя затянет по самое не могу. У пития нет нижней границы. В реальности я пью вовсе не для того, чтоб уснуть, — просто хочу сознавать, что в мире не осталось ни черта, кроме меня и выпивки. Перестаю думать о завтрашнем дне — зачем, коли весь мир — лишь я и выпивка! Ощущаю себя всемогущей. Чувствую, как кипит во мне энергия, и идеи новых и новых статей одна за другой стремительно зарождаются глубоко в сознании. Такое потрясающее ощущение — с трудом сдерживаешься. И тогда, если, допустим, кто-нибудь звонит мне по телефону, мне так ненавистна самая мысль ослабить блаженство, в котором я пребываю, хотя бы чуть-чуть утратить настроение момента, что, даже если мне до зарезу надо в туалет, я не говорю об этом собеседнику, не прошу позвонившего подождать минутку. Потому что меня трясти начинает, стоит только представить себе, каково это — выйти из туалета и осознать, что для человека, с которым ты только что разговаривала, все темы уже исчерпаны, и, очень возможно, для тебя они исчерпаны тоже, и преотлично ясно: как ты ни старайся восстановить исчезнувшее удовольствие — все, его уже нет, ощущение потеряно и больше не вернется. Я этого не выношу. Не способна вынести. Так что как-то раз я просто протянула руку, взяла пустую банку из-под кофе, кофейную кружку, огромную пластмассовую миску из суши-бара, все подряд сосуды, какие на глаза попались, — и мочилась в них, не прерывая разговора, прямо с трубкой в руке. Поразительно, сколько жидкости в себя мочевой пузырь вмещает — гораздо больше, чем я могла вообразить. Банка наполнилась доверху, и кружка кофейная до самых краев, и миска тоже, и еще чуть-чуть оставалось.

Я судорожно вышвырнула ручки из цветастого стаканчика и использовала этот стаканчик по тому же назначению.

И тогда наконец все закончилось.

По утрам после таких ночей я просыпаюсь в отчаянии — тягостном, как крест. В комнате — несусветный бардак, не то зрелище, какое стоит наблюдать в безжалостном дневном свете. О, это отчаяние — оно камнем давит на мое тело, делает усилия подняться невозможными, оно вонзается прямехонько в нервные окончания, — нет, от него надо избавляться. И, даже не задумываясь, я хлопаю очередную стопку джина. Подобные ситуации повторяются одна за другой, без конца накапливаются. Как долго может это продолжаться? Но если что-то происходит, если надо спешить или готовиться к новому интервью, опьянение порождает во мне некую загадочную силу, и ощущение это заставляет верить: я — девушка, которая умеет дела делать, и мне это нравится.

Вторая штука, которую я научилась использовать, — искусственно вызванная рвота. Случилось это примерно тогда, когда от бесконечного пития я начала толстеть, так что вышло, что я одним выстрелом двух зайцев убиваю. Пошла я брать интервью у девчонки, страдавшей пищевым расстройством, — и испытала просветление. У меня булимарексия, объяснила она. Булимарексия? А что это? Если вы отказываетесь есть, если не принимаете еду, у вас анорексия. Если едите чересчур много — значит у вас булимия. А если сначала наедаетесь до отвала, а потом все съеденное выблевываете, если практикуете то, что называется искусственно вызванной рвотой, — значит у вас булимарексия. Термин такой, его для обозначения промежуточного состояния придумали, понимаете? Правда, сейчас его просто булимией называют. Вот это — про меня, вот такое у меня заболевание.

— А как вы полагаете, чем вызвано ваше расстройство? — спрашиваю. Говорю быстро, чтоб она не успела замкнуться в себе.