Диана Сеттерфилд - Тринадцатая сказка

За моментом открытия последовал час напряженных раздумий. Эпизод за эпизодом, в разных ракурсах, я пересмотрела всю известную мне часть истории — все, что мне было рассказано, и все, что я смогла узнать самостоятельно. «Да», — сказала я себе, разобрав один эпизод, и взялась за следующий. И снова «да». И этот, и этот, и этот… Мое открытие вдохнуло жизнь в эту историю. Она вдруг облеклась в плоть и кровь. И сразу же все в ней начало приобретать завершенность: сглаживались шероховатости, заполнялись пробелы, возникали логические связи. Загадки разъяснились, и тайны перестали быть тайнами.

Наконец-то за всеми наплетенными кружевами слов, за дымовыми завесами, зеркалами-ловушками и причудливыми миражами я разглядела правду.

Теперь я знала, кто резвился посреди поля в тот день, когда Эстер подумала, что видит привидение.

Я знала, кем был тот мальчишка в саду.

Я знала, кто ударил скрипкой по голове миссис Модели.

Я знала, кто убил Джона-копуна.

Я знала, кого пыталась выкопать из-под земли Эммелина.

Теперь все объяснилось. Эммелина, разговаривавшая сама с собой за закрытой дверью, когда ее сестра была перевезена в дом доктора. «Джен Эйр» — книга, периодически возникавшая и исчезавшая по ходу истории, подобно серебряной нити, вплетенной в полотно гобелена. Блуждающая закладка в книгах Эстер, подброшенная повесть Генри Джеймса, пропажа и возвращение дневника. Странное решение Джона-копуна, взявшегося обучать фигурной стрижке кустов ту самую девочку, которая в прошлом жестоко изуродовала его любимый сад.

Я разгадала тайну «девочки из мглы», а также то, как и почему она из этой мглы вышла. Я поняла, каким образом дикарка Аделина уступила место Виде Винтер.

«Я расскажу вам историю о близнецах», — сказала мисс Винтер во время нашей первой встречи, когда я уже была готова ее покинуть. Неожиданная перекличка этих слов с моей собственной историей сразу и накрепко привязала меня к истории мисс Винтер.

«Давным-давно жили-были две девочки…»

Но теперь я знала, что это лишь часть правды.

В тот же самый вечер мисс Винтер дала мне подсказку, но тогда я пропустила ее мимо ушей.

«Вы верите в привидения? — спросила она. — Я хочу рассказать вам историю о привидении».

А я ей ответила: «В другой раз».

И все же она рассказала мне именно историю о привидении.

Давным-давно жили-были две девочки…

Или такой вариант: «Давным-давно жили-были три девочки».

Давным-давно стоял себе дом, и в доме том жило-было привидение.

Как это водится у привидений, оно было невидимым, но так или иначе выказывало свое присутствие. Ибо кто-то периодически затворял двери, оставленные открытыми, или, напротив, распахивал закрытые двери. Кто-то мог промелькнуть за вашей спиной, на миг отразившись в зеркале. Какой-то очень подозрительный сквозняк колыхал портьеры в комнатах с плотно закрытыми окнами. Маленький призрак был повинен в таинственных перемещениях книг и в странном поведении закладки, нередко оказывавшейся не на той странице, где ее оставил читатель. Это рука привидения взяла дневник Эстер в одном месте и спрятала его в другом, а позднее та же рука возвратила дневник его хозяйке. Если вам по выходе из комнаты в коридор вдруг мерещилась босая пятка, исчезающая за поворотом, это значило, что привидение находится неподалеку. А когда у вас в пустой комнате возникало чувство, будто за вами кто-то следит, можно было не сомневаться, что в этой пустоте затаился маленький призрак.

Имеющий глаза мог по целому ряду примет догадаться о наличии в доме привидения, но само оно — или, правильнее сказать, она, поскольку это был призрак девочки, — неизменно оставалось вне поля зрения.

Девочка-привидение вела себя тихо и скромно. Она ходила босиком, на цыпочках, и шаг ее был неслышен; в то же время она легко различала по звуку шагов каждого обитателя дома, как различала по скрипу каждую дверь и каждую половицу на любом из этажей. Ей были ведомы темные закоулки и укромные местечки во всех частях здания. Она обследовала все щели за шкафами и между стеллажами книг, изучила тыльные стороны всех диванных спинок и пыльные пространства под всеми кроватями. В ее сознании дом представлял собой хитроумную комбинацию из доброй сотни тайных убежищ и путей сообщения между ними.

Изабелла и Чарли никогда не замечали привидения. Жившие в собственном мире, где напрочь отсутствовали здравый смысл и логика, они были не из тех, кого может заинтересовать или смутить что-нибудь необъяснимое. Утери, поломки и произвольные перемещения различных вещей были естественными элементами их повседневной жизни. Чья-то тень, упавшая на ковер, представлялась им просто еще одной тенью и не стоила того, чтобы уделять ей внимание; в сущности, для них любые тени были только продолжением сумрака, наполнявшего их разум и души. Маленький домашний призрак был не более чем соринкой в уголке глаза, затерявшимся в подсознании пустяковым вопросом, лишней тенью, прилепившейся к ним без их ведома. Девочка-привидение подчищала остатки их трапез, согревалась у тлеющих углей камина после их отхода ко сну и мгновенно исчезала в захламленных недрах их просторного обиталища, едва заслышав чье-либо приближение.

Она была тайной этого дома.

И, подобно всем тайнам, она имела своих хранителей.

Подслеповатая экономка, как это ни странно, видела призрачную девочку вполне отчетливо. И это было очень кстати. Без ее содействия трудно было бы рассчитывать на недоеденные куски хлеба или ломтики сыра, регулярно оставляемые на полке кладовой и шедшие в пищу призраку. Ибо речь идет не о бестелесной, эфемерной субстанции, а о существе со вполне реальным желудком, который нужно было время от времени чем-нибудь наполнять.

Но девочка-привидение не была нахлебницей. Она честно отрабатывала свое пропитание. В усадьбе жил еще один человек, наделенный способностью видеть невидимое, и этот человек — он был садовником — ничего не имел против лишней пары рабочих рук. По саду привидение блуждало в мятой шляпе с широкими полями и старых штанах садовника Джона, подрезанных внизу и снабженных подтяжками. Блуждания эти, надо признать, были весьма продуктивными. Благодаря неустанному попечению призрачной садовницы под землей бурно шли в рост клубни картофеля, а над землей вызревали крупные сочные ягоды, урожай которых в положенный срок собирали ее проворные руки. Ее чудесное влияние распространялось не только на съедобные плоды, но и на розы, которые цвели пышнее, чем когда-либо прежде. Позднее ей стало известно о сокровенном желании самшитовых и тисовых кустов стать геометрическими фигурами. И вот уже ее стараниями ветви и листья кустов оформились в ровные плоскости, четкие углы и математически выверенные закругления.