Ольга Найдич - Дом на побережье

— Конечно.

— Тогда до встречи.

— До встречи, — Мира пошла к дороге, но внезапно остановилась. — Алекс!

Он обернулся.

— Алекс, а кто она такая, эта Лиз?

На миг он опустил голову, но тут же снова поднял.

— Она была моей женой.

— О… — Мира смутилась, что происходило с ней довольно редко. — Простите.

На его лице появилась то ли усмешка, то ли гримаса боли.

— Не беспокойтесь. Она уже давно умерла. Я почти забыл о ней.

Резко повернувшись, он пошел прочь по песку, и Мира, глядя ему вслед, поняла, что на самом деле он ни на миг не забывал о Лиз. Но человеческая гордость — вещь чрезвычайно странная.

Петербург очаровал Миру. Она уже была здесь несколько лет назад и теперь с радостным удивлением поняла, что не забыла шумный Невский проспект, Дворцовую площадь и величественный Казанский собор, заставивший ее на миг перенестись мысленно в древний Рим. Она прошла по знакомым местам, вспоминая, как часами бродила здесь вместе с подругой. Две студентки, приехавшие в Питер на каникулы, они облазили, если так можно выразиться, весь город до последнего переулка. Но даже тогда Мира не чувствовала себя чужой в нем — ей казалось, что она прекрасно знает город, вот только слегка позабыла, что где находится. Ощущение того, что она уже была здесь, преследовало ее все каникулы. А сейчас ей вообще казалось, будто она вернулась домой после долгого путешествия.

Свернув с Невского, она пошла вдоль одного из каналов, поглядывая на мутную воду. Вода — единственное, чего ей не хватало в Москве. Мира всегда любила смотреть на нее, неважно, море перед ней было или пруд. Вода успокаивала, а ей это иногда было так необходимо!

«Где? — подумала Мира, облокотившись на каменную ограду. — Где я допустила ошибку? Когда проглядела тот самый, последний момент? Ведь был же какой-то сигнал, его не могло не быть.

То, как она отозвалась о новой школе? «Я все равно не буду ходить туда.»

То, как улыбнулась на прощание? Словно сожалея, что больше они не увидятся.

То, как говорила о матери? «Я знаю, она счастлива. Это хорошо, что она счастлива.»

Потому что ей будет легче пережить твою смерть? Ты это хотела сказать? Ну почему, почему ты подумала, что это все решит?»

Ресницы дрогнули, и Мира торопливо, словно стыдясь, смахнула слезинку. Можно, конечно, поплакать. Кому, как не ей, знать, что слезы помогают избавиться от стресса. И никто не осудит. Даже наоборот. Катя, та самая подруга, с которой они ездили в Питер, а ныне соседка, сказала, глядя на бесстрастное лицо Миры: «Неужели она тебе так безразлична?»

— А я должна быть безразличной, — прошептала Мира темной воде. Вот только пока это так плохо удается.

Она стояла так почти час, сперва перебирая в памяти все те сигналы о помощи, которые посылала ей Наташа и которые она не смогла уловить, а потом уже ни о чем не думая, просто глядя на текущую воду. Мимо проходили люди. Юноша с тонким пакетом, в котором просвечивал компьютерный журнал. Строгий мужчина в костюме. Пара подростков, держащихся за руки. Две девушки, смеющиеся над чем-то. У каждого из них была своя жизнь, своя судьба. Свой мир.

Отвернувшись от воды, Мира рассеянно взглянула на двухэтажное здание с белыми колоннами и широкой изящной лестницей. Что-то заставило ее остановиться, какое-то странное ощущение… Внезапно Миру захватило то, что называют deja vu. Она впервые видела это здание, но абсолютно точно помнила, как идет по этой лестнице. Не саму лестницу, а то ощущение, которое испытывала, медленно поднимаясь по ступенькам. Захваченная странным чувством, Мира подошла ближе, недоуменно глядя на здание. Да, она видела его впервые… но уже поднималась по этой лестнице, одной рукой придерживая подол платья, а второй… Мира непроизвольно подняла руки, пытаясь вжиться в это ощущение. Вторая рука лежит… на чьей-то руке? Мира попыталась представить, как поднимается по ступенькам под руку со спутником, элегантным жестом придерживая платье, и смущенно рассмеялась. Глупость какая…

Перейдя по мосту через Неву, она спустилась на набережную Петропавловской крепости, решив напоследок пройтись по ней. Сперва она шла по самому краю, но вода начала заливать парапет, и Мире пришлось подняться выше. На одну из башен уселась чайка и замерла там неподвижной фигуркой. Взглянув на часы, Мира поняла, что пришла пора возвращаться. Слишком много впечатлений для одного дня… и потом, перед закатом она хотела прогуляться по пляжу. Будучи честной перед собой, Мира признала, что хотела бы еще раз встретиться с Алексом. Он заинтересовал ее. Даже разговаривая с ней, он сумел остаться ненавязчивым, не нарушая границ личного пространства Миры, которая была человеком замкнутым и крайне неохотно допускала кого-то в свой мир. И в то же время она почти ничего о нем не узнала. Только имя да неопределенное заявление, что живет он где-то рядом.

Электричка была набита почти до отказа, Мире кое-как удалось втиснуться в переполненный тамбур. Рядом стоял милиционер в форме, держащий лукошко с грибами. Представив, как он выглядел в лесу, Мира развеселилась. Милиционер подмигнул ей, и остальную часть пути они дружески болтали, то и дело вжимаясь в стену вагона, чтобы пропустить поток входящих и выходящих пассажиров. Оказалось, что милиционер этот когда-то тоже жил в Москве, а потом перебрался в Питер вслед за друзьями, поэтому разговор очень скоро перекинулся на столицу.

До пансионата Мира добралась уже под вечер и, к своему смущению, обнаружила, что непроизвольно ускоряет шаг. Когда в последний раз она к кому-то спешила? В институте, не позже. Потом спешили только к ней. Рассердившись на себя, Мира нарочно замедлила темп, но потом плюнула на все и пошла быстрее.

Кинув сумку на кровать (Мира до сих пор не могла выжить из себя неаккуратность при спешке), она быстро переоделась и, сунув в карман юбки яблоко в счет ужина, выскочила из комнаты, хлопнув дверью.

«Ты ведешь себя как студентка, — сердито упрекнула она себя. — Успокойся, ненормальная. Это просто прогулка. Ну что ты мечешься, как суслик по тундре?»

Это выражение Мира придумала еще в институте. «Представьте, что суслик неожиданно очутился в тундре, — объясняла она, когда кто-то спрашивал ее о смысле этих слов. — Вокруг снег, холодно, никого нет. А он мечется туда-сюда и не может понять — где он очутился? Где его норка? Куда делась родная степь? Почему именно суслик? А почему бы и нет?»

Но с другой стороны, она чувствовала себя замечательно. Ей хотелось рассказать кому-то о Петербурге, о своих ощущениях. Раньше она использовала для этого дневник, но в последние годы как-то забросила это дело. Кажется, толстая тетрадь в кожаной обложке так до сих пор и лежала в верхнем ящике ее письменного стола. А может, она ее уже переложила в шкаф к папкам со старыми документами. Мира нахмурилась. Нет, в самом деле, где же ее дневник? Ах да, она не стала его перекладывать. Уже совсем собралась, но не стала.