Евгения Доброва - Персоны нон грата и грата

Я присела на корточки, чтобы лучше разглядеть бледную поганку. Гриб как гриб, красивый даже. Пелеринка под шляпкой, ножка тонкая.

— Она из луковицы растет, видишь, — Сашка указал мыском ботинка, — а сыроежка сразу из земли.

— А если просто сорвать? — спросила я.

Сашка посмотрел на меня, потом на поганку и на мгновение задумался.

— Тоже умрешь, — сказал он, впрочем, не вполне уверенно. — Через руки.

И добавил:

— Пойдем?

За Лисьими Горками мы свернули с просеки на узкую, почти незаметную тропинку. Продираясь сквозь бурелом и заросли бересклета, мы шли дальше на северо-запад. По дороге Сашка рассказывала о животных и травах.

— Вот это олень грыз, — Лифшиц указал на молодую осинку: ствол был основательно обглодан в метре от земли. — Они привередливые: если один кору сожрал, второй уже не подойдет.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю… читал… Люблю про природу.

— Что это, дикий чеснок?

— Это осока. Берешь так, — Сашка выдернул стебель из устья, — и эту мягкую белую сердцевину можно есть.

Он покусал соломинку.

— Вкусно?

— Ну… так себе. А это папоротник.

Я тронула порыжевшую ветку-опахало с изящным завитком на конце.

— А эти штуки я ела.

— Они же ядовитые!

— Ну, может, не эти… как же его… орляк. Мамка с папкой жарили. Наверное, то что надо собрали — геологи все-таки. Никто не отравился. Ой, а это что за гриб на дереве?

— Это не гриб, нарост. Попала какая-то дрянь в ранку, и стало вырабатываться много волокон — как защита.

— А чага — то же самое?

— Чага? Нет. Здесь дерево справилось с инфекцией, а там не смогло.

— Как думаешь, звери здесь есть?

— Осенью проще всего на кого-нибудь нарваться. Например, на мишу… Но если сныкаешься, то не тронет.

— На дерево?

— Можно за дерево. Или в кусты. И молча сидеть, пока не уйдет.

— Они же вечером спят.

— Мишки вообще не спят. Они зимой отсыпаются.

— А если кабан?

— Громко орешь и идешь на него — сразу убежит. А вот и они… звери… где-то рядом… Осторожно, не наступи!

Прямо на тропинке лежала кучка.

— Чьи это какашки, оленьи?

— Это был лось молодой.

— Похоже на черносливины…

— Лучший калифорнийский чернослив. Хочешь попробовать?

— Да ну тебя! Фу! — я пихнула Сашку локтем.

— Слышала когда-нибудь, как олени свистят?

— Нет. Видела, как гадят.

— Ха-ха! А свистят они коротко так. Фьить. Фьить. Смотри, вот это вороний глаз. У него ягоды бывают. Некоторые их кушают, а потом в туалет бегают. Очень сильное слабительное, можно вообще копыта отбросить. Там много серомона, приводит к летальному исходу. Когда идешь в лес, всегда нужно знать, что можно слопать, а что нет. Заячья капуста, например, съедобная, типа щавеля, только помногу лучше не есть.

— Почему?

— Да тоже пронесет. Но если чем-то отравишься, то надо, наоборот, съесть побольше.

— Саш, — спросила я, — тебе не страшно?

— В смысле?

— Здесь, в лесу.

— Смеешься?

— Ладно, расскажи еще что-нибудь.

— Люцеферия есть растение. Съешь такую штуку и через полтора часа коньки двинешь: там синильная кислота, в очень большом количестве — в одной шишечке около четырех грамм. Она, собака, вкусная, такой, знаешь, у нее аромат, на кокос похож.

— Ты что, пробовал?!

— Попробовал.

— Она же смертельная.

— Выплюнул сразу, — ухмыльнулся Лифчик, — видишь, живой.

— А мой папа мухоморы ел, — вспомнила я.

— Красные?

— Нет. Серые. Жемчужные. В подлеске нашем собирал.

— Шаманы тоже мухоморы едят, — отозвался Сашка, — а потом с духами разговаривают. Твой папа не разговаривал?

— Кто ж его знает, он лег на диван и уснул, — ответила я, а сама подумала: надо будет папика-то расспросить, ага.

— Мухоморы что! Вот есть в лесу одно растение, на Руси называли блядолют. Такой кустик, напоминает мать-и-мачеху, там тоже ягодка, большая, розовенькая, похожа на морошку — и в ней огромное содержание мышьяка. Скушаешь, сразу первые симптомы отравления: глаза краснеют, сопли текут, мандраж, холодный пот — а потом происходит заворот кишок, и готов.

— А почему блядолют ?

— Блядей им кормили, чтоб те сдохли. Давно, при царе…

— А это что за цветок?

— Обычный лютик луговой. Можешь сорвать, не бойся.

Вот такие беседы вели мы с Лифчиком по дороге. Слышала бы наша ботаничка! Ну хоть разок бы послушала. А то скажет: «А сейчас, ребята, Саша объяснит вам новую тему. Я приду через десять минуть, посидите тихо, хорошо?» — и сваливает на пол-урока к библиотекарше чаи гонять.

Мы пересекли лужок, углубились в лес и вышли к Черному ручью, окруженному зарослями молодых елочек. Это была половина пути. За ручьем мы обогнули военное стрельбище и двинулись в направлении железнодорожной станции. Километра через три-четыре начинались болота. В позапрошлом году мы с мамой однажды ходили туда за клюквой, а заодно и калины набрали по дороге. Я только собиралась рассказать об этом Лифчику, как вдруг послышался далекий звон колокола.

— Тс-с… слышишь?

— Ага…

— Это с Покровки, там церковь есть, — предположила я.

— Покровка в другой стороне, — ответил Сашка.

Мы прислушались, но звон больше не повторился. Нам стало не по себе.

— Показалось, наверное, — пробормотал Сашка.

— Не показалось, я точно слышала.

Мы еще немного постояли и помолчали. Тишина, только ветви скрипят от ветра.

— Из-за туманов такое бывает — кажется, что слышно отсюда, а источник звука совсем в другой стороне.

Успокоившись, мы двинулись дальше. Да и был ли на самом деле этот звон?

Как и предсказывал Лифшиц, на болота мы добрались задолго до темноты. Самыми большими были Клюквенное и Моховое. Поразмыслив, мы взяли левее, на Клюквенное — туда лучше тропинка. Через каких-то пятнадцать минут оно раскинулось перед нами, как поле, только вместо колосьев были заросли камышей.

— Знаешь, чем камыш от рогоза отличается? — спросил Сашка.

— Чем?

— У рогоза такие шишки сверху, а у камыша — нет. Их путают часто.

— Я тоже не знала.

— В прошлом году здесь три человека утонуло. Вот прямо тут, в этом болоте, — и Сашка указал на его середину, где торчал одинокий остов почерневшей мертвой ели.

— А что они туда поперлись?

— Клюквы много на островке. До этой коряги вообще-то можно пройти, здесь брод есть, просто знать надо. Мы туда не полезем, не бойся. На берегу посидим. Время… без пяти шесть. — Сашка посмотрел на часы. — Я уже есть хочу.

— Я тоже.

— Сейчас костер разведем. Вон там, — он махнул рукой в сторону небольшого сухого пригорка. — Пошли наберем хвороста на растопку.

Пока костер разгорался, мы разложили на большом пне провизию: бутерброды с тушенкой, флажку с водой, два яблока и четыре конфеты «Коровка». Что-то я забыла… Ах, да, «Буратино».