Евгения Доброва - Персоны нон грата и грата

Расселяла сотрудников фирма UkraRent, через которую офис-менеджер Поля забронировала несколько квартир в центре города. В аэропорте делегацию встретил представитель компании и привел на парковку — был заказан трансфер. Там стояло несколько «наших» такси, но, как только мы подошли, выяснилось, что забронированные квартиры на Бессарабке заняты, а нам предоставят другие. Поля долго орала на агентов по мобильному, дамы переминались на каблуках, парни курили, а потом редакцию рассадили по машинам и отвезли кого куда.

«Фольсваген», в который села я, приехал на золотую милю и остановился у старинного розового дома с кариатидами. Нас было четверо. Мы вошли и ахнули: квартира оказалась царская. Просторная, отреставрированная хоромина с высоким потолком, кожаными диванами и дубовым паркетом. Класс! — сказали все хором. Поставили чемоданы, распахнули форточки, спустились за сигаретами и увидели город. Своим нижним концом улица Большая Васильковская упиралась в стеклянный зáмок торгового центра и, свернув под тупым углом налево, сливалась с Крещатиком. Еще одна улочка, сопровождаемая чуть ли не по всей длине странным домом-гармошкой, сбегала от площади вниз. Вдали, как парус, виднелся новенький небоскреб офисного центра с огромным красным словом «Оренда».

— Похоже на Барселону, — сказал главный.

Мы почти забыли про работу. Мы наслаждались жизнью. Пили чай на огромном балконе и спали на мягких перинах. Смотрели из окна на угловой дом в стиле модерн — его темно-красную крышу венчала легкая башенка-шишка. Спускались по гулким ступеням, выходили на площадь за пиццей и коньяком… А спустя пару дней техред Сергеев начал приставать, что вот лучше бы канадцев сюда, гости все-таки, а нас — в их квартиру, мы привычные.

Привычные к чему? К загаженным подъездам и проссанным лифтам в советской панельной девятиэтажке с низкими потолками и крошечной кухней, к продавленным грязным матрацам… «Апартаменты» канадцев тоже были в центре, даже центральнее наших — на углу Крещатика и Тараса Шевченко; по-моему, это единственная панель на золотой миле Киева. В довершение всего перед домом, на оси бульвара, стоял бронзовый Ленин и заглядывал точно в окна квартиры Кристиана и Лизы, расположенной на четвертом этаже.

Памятников в Киеве полно: начиная от «ярма дружбы народов» и заканчивая Котом Пантелеймоном в парке напротив Золотых Ворот. Хмельницких аж несколько. Князь Владимир и Ярослав Мудрый. Зоя Космодемьянская и Княгиня Ольга. Архистратиг Михаил и полководец Щорс. Паниковский на Прорезной и комедиант Яковченко с таксой Фан-Фаном у театра Ивана Франко. Родина-мать и Леся Украинка, замыкающие с обеих сторон элитный район с частным сектором Междужопье , так как задницами друг к другу стоят. Даже Нос Гоголя есть.

Но Кристиану Холмзу и его супруге Лизе достался именно вождь, единственный — я специально уточнила — уцелевший с советских времен Владимир Ильич у единственного на золотой миле совкового дома. «There was the beautiful architecture, ancient buildings and historical monuments. Such as the statue of Lenin which beckoned to us on the streetcorner, looking directly up into our apartment at night, — написал потом Кристиан в фотоотчете про нашу поездку. — Со всех сторон нас окружали великолепные здания, памятники архитектуры и исторические монументы. Среди них была и статуя Ленина, который по ночам пристально смотрел прямо в окна квартиры, в которой мы остановились».

Надо же, как их угораздило, — подумала я и развеселилась, потому что узнала в этой истории пример магического действа под названием воплощение . Визуализация в чистом виде. В какой-то момент зрительные образы переходят в жизнь. Давно известно.

Да, это было их представление о Советском Союзе. О том, как должен выглядеть советский город.

— Почему это мы должны с ними меняться? — возразила я техреду Сергееву. — Что значит «мы привыкли»? Я лично считаю, что заслуживаю жить в этой квартире. Может, вы сами только потому сюда и попали, что сели со мной в одну машину.

Вот такой мастер-класс по зрительным образам преподал фотограф Кристиан Холмз с «з» на конце. Совсем не тот, ради которого приехал.

Командировка подошла к концу, теперь канадцы ехали с редакцией в Москву, чтобы уже оттуда лететь домой. Мы сидели в одном купе, спать было рано, и я отчаянно думала, о чем с ними поговорить, неприлично, в конце концов, так долго молчать. Это же гости, включился у меня рефлекс Сергеева.

В каком-то журнале я читала, что канадцы не едят яйца. Этот факт был одним из немногих, что я знала о Канаде. И я решила блеснуть.

— Кристиан, это правда, что вы не едите яйца?

— Яйца? Куриные?

— Ну да.

— Да почему же не едим-то? — удивился Кристиан. — Едим. С беконом особенно. Ням-ням. Очень вкусно.

И вдруг продолжил диалог на той же ноте:

— Скажи, пожалуйста, а почему всем русским вырезают аппендицит?

Я так растерялась, что даже не сообразила ответить: а его медведи на улицах выкусывают.

Стоило так сказать, ей-богу.

Нет, не стоило. Вдруг воплотилось бы, как Ленин под окном.

Oказалось, дом, который я посчитала безобразной панелью, в былые времена назывался Домом Будущего, и не панель это вовсе, а особый крупный кирпич. За панельный я приняла его потому, что издали кирпичная кладка напоминала облицовку, используемую при строительстве типовых панелей. В Москве много таких — бетонные блоки приходят с завода уже отделанные кафелем.

«Семьдесят пятый год, — подумала я сперва, — максимум начало восьмидесятых». Но, как выяснилось, ошиблась: здание построено в шестьдесят третьем, архитекторы Колесов и Малиновский. Кто бы мог подумать, авторский проект. Судя по мемориальным доскам, публика в доме жила непростая: спортсмены, артисты…

Но откуда такое название? Дело в том, что проект предусматривал огромные, невиданные по тем временам окна во всю стену, больше таких в городе не было нигде. Второе новшество — батареи. Чтобы не отнимать жилое пространство, их вмуровали прямо в стены, и, таким образом, они греют не только комнаты, но и улицу. В этих местах, по словам жильцов, всегда отклеиваются обои.

Дом будущего… Нет, спасибо, от такого будущего увольте. Даже думать об этом вредно. Не для меня цветут сады, не для меня Дон разольется… Чур меня, чур…

Поступлю, как зороастриец, — пусть все, что от меня остается, послужит человечеству. Я галопировала по квартире и пихала в большие полиэтиленовые пакеты из магазина Metro старые свитера, кофты и джинсы. Тудымс, сюдымс. Голубую юбку — в сад! У нее протерся зад. Ну подумаешь, пустяк. Можно походить и так. Нет, расстанусь все-таки. И водолазку в сад! И куртку в сад! И серую жилетку. Бордовые рейтузы! Их мама подарила, она в тот день с ума сошла. И носки, и трусы. Ботинки остроносые коричневые. Перчатки шерстяные вязаные. Все в сад! Нет, я не в поход собираюсь. Я в церковь завтра пойду. Не на помойку, но в церковь Козьмы и Дамиана, что прямо под левой рукой у Юрия Лу… извините. Долгорукого.