Евгения Доброва - Персоны нон грата и грата

На порогах бесчисленных лавок и павильонов стояли мальчишки-зазывалы.

— Come in, madam, — кричали они Лене, — don’t buy, just have a look! [3] Заходите, мадам! Можете не покупать — только посмотрите! ( англ. ). — И заманивали жестами в глубь ярко освещенных лабазов.

Но вместо сувенирных рядов они решили зайти в супермаркет государственной торговой сети «Женераль». В отделе модной одежды Лене понравились юбки странного треугольного фасона. Их было две: черная и оранжевая.

Ярлычок сообщал: фирма Body Guard, сделано в Испании.

— Я дам вам ремиз, скидку, — сказала хорошенькая сейлс-вумен, заметив, что Лене приглянулись юбки. — Какой предпочитаете цвет, блэк или оранж?

Лена вертелась перед зеркалом с юбками в руках, прикладывая то черную, то оранжевую.

— Оранж, — наконец выбрала она.

— Ми ту, — сказала продавщица, — я тоже.

В примерочной Лена оглядела себя со всех сторон, даже попросила у хорошенькой сейлс второе зеркало, чтобы увидеть попу. Юбка села хорошо, и Лена ее купила.

Когда продавщица выписывала чек, к прилавку подошла напарница:

— Поехали в выходные на Табарку.

Табарка — портовый городок на Средиземном море, в нем проходят фестивали и шоу. А звучит как будто Жмеринка какая, или Гребенка, или Коммунарка. Табарка — Коммунарка. Совершенно свойское название.

В цокольном этаже «Женераля» находился большой продуктовый корт. Ваня захотел купить к чаю банку чамиа, тунисской халвы, и они отправились исследовать содержимое стеллажей.

— Вот она. Смотри, какая красивая. Возьмем домой пару банок?

— В «Ашане» такая же — на десять рублей дороже.

— Когда еще я поеду в «Ашан»…

Заодно в корзину приземлилась упаковка фисташковых йогуртов «Данон», шайба тунца с лимоном, кирпич финиковой пасты и бутылка местного ликера «Тибарин».

Оказалось, кассирши государственного «Женераля» обсчитывают точно так же, как на Рижском рынке, и так же бурно реагируют на разоблачение. Но ведь и Лена может поорать, чтобы стекла звенели. Прибежал старший менеджер: «Всё о'кей, всё о'кей…» Переплаченные деньги вернули. В знак окончательного примирения менеджер сунул журнал — каталог товаров:

— Итс э сувенир.

— Ваш чек наш сувенир, — сказал Ваня.

Блуждая по улицам Сусса, набрели на пиццерию. Со стороны заведение выглядело прилично: на веранде стояли белые тенты, звучала нежная арабская мелодия.

— Давай перекусим, — предложила Лена.

В целях коммерции меню было составлено на пяти языках — арабском, английском, французском, немецком и русском, — а для всех остальных названия блюд сопровождали картинки. Листки когда-то распечатали на струйном принтере, а потом не раз и не два на них ставили чашки, проливали воду, брали мокрыми руками, так что с некоторых страниц буквы плакали ручьем.

— Что такое thun? — спросила Лена. На всех европейских языках это слово было написано одинаково.

— Тюна-фиш. Тунец. Еще есть морские фрутс, четыре фромажа, пеперони и веджетериан.

— Давайте тюна-фиш.

Все остальное доверия не вызывало. Не далее как вчера, соскучившись по европейской еде, они отправились в расположенный неподалеку от отеля порт Кантауи съесть в ресторане пиццу с салями — и получили лепешку, украшенную несъедобной ливерной нарезкой. Ваня вызвал шеф-повара.

— Вы хотите сказать, что это — салями? — Он слегка поддел вилкой кусок темно-серого цвета.

— Одну минуту, месье.

Шеф скрылся за золотой шторкой, отделяющей зал от кухонной зоны, и через минуту вернулся с батоном колбасы в руках.

— Вот, взгляните.

На этикетке большими буквами значилось: «SALAMI». Весомый аргумент. И ведь ничего не скажешь. Сковырнули вилкой ливер на край тарелки, съели пустую лепешку с оливкомым маслом. Так что теперь никаких европейских рецептов. Тунец и только тунец.

— Какой диаметр? — уточнил гарсон.

— Средний.

Гарсон спрятал блокнот в карман красно-зеленого фартука, стилизованного под итальянский флаг, и что-то крикнул пиццмейкеру. Лена пошла искать туалетную комнату.

— Налево, — подсказали ей.

За вычурным мавританским порталом следовал небольшой квадратный тамбур с рукомойником, за ним — две кабинки. Лена сделала шаг — и чуть не испачкала туфли: на полу, прямо посредине тамбура, блестела коричневая лужа. Лена поморщилась и, зажав нос, на цыпочках пробралась к левой кабинке.

Ни туалетной бумаги, ни полотенец в гальюне не было. Когда Лена вышла из тамбура, отряхивая руки от капель, гарсон подал салфетку.

— Спасибо, — сказала она и не глядя вытерла руки. А потом, посмотрев на салфетку, увидела на ней следы пищи. Наверное, это был тюна-фиш, здесь все только и делают, что едят тунца.

Лена брезгливо бросила серветку в корзину, посмотрела на мавританский портал, но во второй раз зайти не решилась. Вернувшись, заказала рюмку финиковой водки, плеснула немного на край носового платка и тщательно протерла руки. Остальное выпила для снятия стресса. Залпом.

Обратно в отель их вез негр — первый чернокожий африканец, которого они встретили на континенте. Ваня договорился с ним на четыре динара. Как всегда, они сели назад, и машина лихо сорвалась с места.

— Дай еще динар на кока-колу.

— А на бабу тебе динар не дать? — тихо по-русски произнес Ваня.

Лена полезла в сумочку и протянула негру монету.

— Фо кока-кола.

— Мерси, мадам. Так вы говорите — «Соль Клюб»?

Они доехали точно к ужину, но есть не хотелось.

— Пойдем просто так посидим с компанией, — сказал Ваня. — Можно чая попить. Или вина.

Марио говорил только на родном языке; по-английски, немецки, французски — почти ни слова.

— А я все понимаю, — сказала Нина. — Что тут понимать. Амиго, аморе миа, белла, нон каписко, кватро бамбини…

— Что значит «нон каписко»? — перебила Лена.

— «Не понимаю».

— А «кватро бамбини»?

— А «кватро бамбини»… — тут Нина вздохнула, — это «четверо детей».

— Ну а твой компанейро? Выучил что-нибудь по-русски? — поинтересовался Ваня.

Нина на секунду задумалась.

— Да, — сказала она. — Два слова. «Колючий» и «не хочу».

— Где он сейчас?

— В маникюрном кабинете.

— Где?!

— Маникюр пошел делать. У меня очень нежная кожа, он застеснялся, что царапает, и записался к мастеру.

— Держу пари, заодно и эспаньолку сбреет.

— Позавчера еще побрился. Теперь дважды в день, до синевы…

— Вот так аморе, — удивилась Лена.

— Амор-амор, амор, амор, аморе нон си по, — пропел Ваня из Челентано и перевел: — нет ее, любви. Любовь невозможна.

С бутылкой мерло в руках к столику подошел гарсон.

— Привет, Камиль, — сказала Нина и протянула динар.

Ваня проснулся с температурой. На завтрак он не пошел, и на пляж, и на ужин тоже — весь день лежал в постели, изводил бумажные платки, кашлял, читал роман Гамсуна «Пан» и слушал музыку в плеере. А вечером оказалось, что заболела и Лена.