Евгений Кутузов - Во сне и наяву, или Игра в бирюльки

XI

УЖЕ на следующий день к вечеру Князь проспался и пришел к Андрею в мансарду. Был он чисто выбрит, подтянут, от него пахло одеколоном.

Андрей как раз читал. Он нашел в тумбочке «Петербургские повести» Гоголя, сначала просто полистал книгу, а потом увлекся, так что не слышал, как Князь поднимался наверх.

— Просвещаешься? — весело спросил он.

— Интересная книжка, — сказал Андрей.

— А что это?

— «Нос» читаю, Гоголя, — Он почему-то смутился.

— Уважительное чтение. Николай Васильевич — великий писатель. А какова глубина! А язык!.. Обрати внимание, что ни фраза — вологодские кружева. Вот тебе и хохол. По-русски пишет — дай Бог каждому русскому писателю. Как там?.. — Князь закрыл глаза, пошевелил губами и произнес: — «Марта двадцать пятого числа случилось в Петербурге странное происшествие. Цирюльник Иван Яковлевич, живущий на Вознесенском проспекте…» Так?

— Здорово!

— А вот кстати, как теперь называется Вознесенский проспект?

— Не знаю, — покачал Андрей головой.

— Плохо, — сказал Князь осуждающе. — Надо знать и любить свой город. Теперь это проспект Майорова. Это ведь недалеко от проспекта Газа.

— Мы там мало жили, — сказал Андрей, не сообразив, что Князь проверяет его.

— Молодец, что читаешь настоящую литературу. Великая русская литература, вообще искусство — это едва ли не все, племяш, что осталось от великой России. Все русские люди обязаны знать классику, как «Отче наш». Иначе какие мы, к чертям собачьим, русские!.. Просто Иваны, не помнящие родства. Просто скопище русскоязычных болванов. Поэтому и гадим в углу собственного жилища, когда приспичит. В школе вам это объясняли?

— Объясняли, только не так.

— Вот именно что не так. Ты знаешь, отчего все несчастья и беды России? Оттого, что народ не знает ни своей культуры, ни своей истории, ни самого себя, — Князь ходил взад-вперед по тесной комнатке. — Мы все думаем, что история началась со дня нашего рождения. Хрен!.. Русский человек не осознал себя как нацию, как великую нацию, и потому живет сегодняшним днем. В лучшем случае — завтрашним. Да и то в светлых мечтах, которые ему навязали. А он расплачивается и всегда расплачивался за эти мечты живой кровью. Отняли у народа прошлое, его историю, зачеркнули, к чертовой матери, как будто там, сзади, была только чернуха. А это… Это все равно что у дерева корни обрубить. Вот стоит гигантский дуб, столетия стоит, вроде живой еще, а на самом деле уже мертвец… Но ты никогда и никому не верь, что русский человек ленив от природы и чуть ли не раб по доброй воле. Это опасная чушь, племяш. Очень опасная! Сначала я тебе докажу, что ты дурак, а потом стану тобой управлять как дураком. А?.. Сделали народ рабами, а теперь толкуют, гады, что мы рабы от рождения…

— А кто сделал?

— Желающих превратить Россию в скопище рабов всегда было много, — поморщился Князь. — Чтобы задавить ее. Она как бельмо у всяких там… Ладно, продолжим эту дискуссию в другой раз. Сейчас тебе этого не понять. Погоди, кончится война, вернемся мы с тобой в Питер, и я определю тебя в университет. Будешь юристом. Или философом. Хочешь?

— Мне сначала школу надо кончить.

— Школу мы с тобой закончим экстерном. Путем самостоятельного проникновения в глубины знания. И, кстати, запомни, что самая лучшая школа, — тут Князь поднял указательный палец, — жизнь! Со всеми ее изгибами и парадоксами. И лучший учитель — тоже жизнь. А я помогу тебе пройти курс обучения. Хочешь, чтобы я взялся за твое воспитание и образование? — Он прищурившись смотрел на Андрея.

— Да, — кивнул Андрей.

— Быть посему.

Князь довольно тонко, умело занимался воспитанием, исподволь внушая Андрею мысль о том, что у него нет иного выхода, как только держаться за него, за Князя. Не лучший, возможно, выход — да, как бы сомневаясь, говорил он, но другого просто-напросто нет…

— Твоего отца сделали врагом народа, хотя он, не сомневаюсь, заботился именно о благе народа. А вас с матерью… Ты запомни на всю жизнь, что в твоей судьбе и в судьбе матери не было ничего случайного, так было и задумано сволочами…

— Мама была больная. — Андрею не хотелось верить всему, что говорил Князь. Страшно было поверить, потому что тогда — это он уже сознавал — у него отнимали будущее, завтрашний день.

— Она не была больная, а стала больной, — возражал Князь. — А это, как говорят в жидовском городе Одессе, две большие разницы. Все было устроено таким образом, а потому и предрешено. У твоей матери было два выхода: либо служить им, либо… Ее загнали в угол, или я ни хрена не понимаю в жизни. А ты был свидетелем, лишней пешкой в и х игре, которая называется борьбой за власть. Вот тебя и выбросили за борт.

Нельзя сказать, что Андрей безоговорочно принимал объяснения Князя. Слишком уж сложная, на его взгляд, получалась игра. И выходило, что в этой игре ему вроде бы отводилась не последняя роль. Однако не мог он и не признать, что аргументы Князя похожи на правду.

— Рано или поздно, — капал на его голову Князь, — каждый ребенок, если повезет, становится взрослым и начинает задумываться об окружающем мире и о своем месте в нем, И они это понимают. А задумавшись, человек может проникнуть в тайну, что для них является опасностью. Выброшенный же за борт, даже если ему и очень крупно повезет и он выплывет, не полезет на рога — у него тоже будет рыльце в пуху. Кто-то из великих французов — по-моему, Сен-Жюст — высказал гениальную по своей подлости и простоте, мысль: врагов не ищут, их уничтожают. Либо — ты, либо — тебя. Третьего, племяш, не дано! Это и есть твой выбор. Хочешь — садись на горшок, хочешь — рядом. Впрочем, есть еще один вариант… Смерть во имя совести. Но тебе рано становиться мучеником совести, святым. Ты не дорос даже до Александра Невского, который, я думаю, был самым молодым святым. Ты обязан жить и мстить за своих мучеников родителей…

Не многое понимал Андрей из того, что говорил ему Князь, но то, что все-таки понимал, слишком уж походило на правду. Во всяком случае, не противоречило фактам… Он и не подозревал, с кем на самом деле свела его судьба.

А был Князь не просто вор, то есть вор не по случайному стечению жизненных обстоятельств, не по нужде, а был он вор по призванию — «идейный» вор. Он действительно происходил из княжеского (отсюда и фамилия, которую он придумал себе), хотя и захудалого рода. А родился — перст судьбы! — в ту самую ночь, когда свершилась Октябрьская революция. Все предки его, сколько он знал, были военными, в том числе и отец, который погиб в гражданскую войну. Мать, как могла, тянула единственного сына, но как-то к месту и не к месту и слишком навязчиво вспоминала о прошлом, вздыхая, рассказывала, что прежде вся квартира — огромная, из восьми комнат — принадлежала им, а теперь вот они вынуждены ютиться в крохотной прикухонной келье, где раньше жила их кухарка. Все это наслаивалось в сознании, копилось, а когда мать тихо умерла и самого Князя исключили с третьего курса университета (шел тридцать седьмой год), он понял, что это — крах. Правда, у него-то был все же выбор, как у его сверстников из обычных семей, и он попробовал работать на заводе, однако такая жизнь ему не пришлась по вкусу. В нем бурлила кровь предков, для которых игра со смертью, не говоря уже о других играх, была естественным состоянием, а озлобленность против власти, внушенная матерью ненависть к ней подогревала в нем авантюристические наклонности. Да и не мог он, потомок аристократов, жить в мире с теми, кто — наоборот — попал из грязи в князи…