Лев Кассиль - Вратарь Республики

— А что ж, — вздохнул Антон, — разве за это у вас в Москве милиция штрафует?

— Вы смешной и славный, — сказала Настя.

— А вы просто славная, но только мне не смешно, — сказал Антон.

Антон робел и совершенно не знал, как говорить с этой маленькой ясноглазой девушкой.

Вдруг на скамью свалилась снежная голова болвана. Настя вскрикнула и вскочила. Антон обернулся. У снеговика была теперь маленькая и печальная голова Карасика. Карасик стоял позади. Он вытащил из бока снежного туловища метлу и смешно потряс ею в воздухе.

— Вот вы где укромничаете, негодница! — сказал он с наигранным весельем, но глаза у него были скучные. — А я вас искал, искал…

Настя протянула руки Антону. Их словно ветром смело. Серебристая снежная пыль побежала за ними по зеркалу катка.

— Добрый день, товарищ Карасик! — услышал он позади себя.

Женя оглянулся и увидел юриста Ласмина.

Юрист теперь частенько заговаривал с Карасиком, стараясь загладить неприятное впечатление от первой встречи. Теперь он докучал Карасику нудными рассуждениями о культуре, коллективе, интеллигенции.

«Вот действительно технобрех», — думал всегда в таких случаях Карасик.

— Да, трудно вам, — сочувственно сказал Ласмин и понимающе поглядел в сторону унесшейся пары. — Я ведь предупреждал — у вас будут тяжелые минуты. Как-никак, а вы среди них чужой.

— Но с чего вы взяли, что вы мне близки, что вам я свой? — рассердился Карасик.

— Они не простят вам интеллектуального превосходства, — продолжал вещать Ласмин, словно не слыша.

Он сел на скамью и стал надевать коньки.

— Не понимаю я вас, Евгений Григорьевич, — продолжал бубнить он. — Что это у вас — стиль, программа? Ну вот вы считаете, что спаслись от нашей скверны. Зачем же вы малых сих сманиваете на соблазны культуры? Ведь у них нет вашего иммунитета.

— Слушайте, подите вы к черту! — вышел из себя Карасик. — Что вы ко мне вечно пристаете с этими дурацкими разговорами?

— Глядите чаще в зеркало, — сказал Ласмин, — вы тогда многое поймете, но глядите мужественно. Вот склеротическая жилка в виске, вот ваша милая умная сутулость. Они вам не простят — вы им чужой.

— Слушайте, — сказал Карасик, — какие у вас основания?

— Мне много говорил о вас Димочка Шнейс.

— А-а… — сказал Карасик.

Он немножко успокоился, но ему было не по себе. Этот козлообразный иезуит наступал на больную мозоль. Не то чтобы Карасик считал себя чужим, но иногда в нем просыпалась прежняя мнительность, и ему казалось, что он не совсем свой, не совсем равный в Гидраэре. Сейчас ему было очень досадно, что юрист сумел снова испортить ему настроение своими вздорными тирадами. Он очень обрадовался, увидя приближающегося Фому.

— Фома, иди сюда, — закричал он весело, — иди сюда, друг!.. Вот мы тут с товарищем Ласминым насчет культуры толкуем. Как, по-твоему, ты у нас культурный?

Фома посмотрел на них, силясь понять, к чему все это клонится.

— Не очень, — сказал Фома, — мне еще учиться да учиться, конца-краю нет. Но кой-чего знаю.

На нем были бриджи, искусно заштопанные мамой Фрумой. Хоккейная клюшка торчала у него из-под мышки. Фома ехидно посмотрел на юриста.

— Ну, раз вы такие культурные, — сказал Фома, — то вот быстренько, ну-ка. Вот вам два шара. — Он указал на снеговую бабу. — Формулу объема знаете? Ладно, скажу: четыре третьих пи эр в кубе. Вот вам шар. А ну, вычислите объем и приложите формулу практически.

— Дайте мне сантиметр, — сказал Ласмин, — обмеряю вам в две минуты.

— А без сантиметра не можете? — торжествующе ухмыльнулся Фома. — А я вот без сантиметра. Вот клюшка, допустим. Клюшка, значит, как раз два эр. — Он смерил поперечник шара клюшкой. — Выходит, значит, объем этого шара равняется четырем третьим пи — половина клюшки в кубе. По хоккейным правилам клюшка имеет метр пятнадцать сантиметров. Вот и вычислить можно легче легкого. Надо практически соображать. Первый вопрос, значит, неуд. Плохо ваше дело… А вот, погодите-ка, Дон-Кихота читали?

— Ну, я думаю!..

— Тогда скажите: какая у него была политическая ошибка, когда он мельницы колошматил?

— Это не политическая ошибка, — возразил Ласмин, — это противно здравому смыслу, просто сумасбродство.

— Нет, — сказал Фома, — виноват, бить надо было, только не мельницы, а мельников, чертей пузатых.

Ласмин обескураженно молчал. Карасик давился от смеха.

— Это я не сам придумал, — добродушно сказал Фома. — Где мне!.. Это я по книжке прочитал у английского писателя. Честертон. Так, Карасик, правильно?.. Да, читать надо с умением… — снисходительно добавил Фома и похлопал взбешенного Ласмина по плечу. — Что, Карась? Дал я ему пить, и чаю не попросит, — сказал довольный Фома, когда Ласмин отъехал на коньках.

Весной начались футбольные тренировки. Первое время из-за переоборудования собственного стадиона гидраэровцам пришлось тренироваться на поле своих исконных соперников — магнетовцев. Там Кандидов увидел знаменитого Цветочкина. Блеск его ударов ослеплял любителей. Они топтались у ворот, по которым бил Боб Цветочкин. Боб не бегал сам за мячом. Ему давали мяч в ноги. И он снисходительно удостаивал мяч прикосновением своих ног. Но удары его были безошибочны. Мячи точно входили в верхние углы ворот, проходили у самых стоек, и вратарь «Магнето» ничего не смог с ним поделать.

Антон стоял в воротах тренировочного поля. Весь народ толпился у ворот магнетовцев, восхищался знаменитым Цветочкиным. У ворот Антона сидели только мальчики, охотно бегающие за вылетевшим с поля мячом.

Цветочкин уже слышал о каком-то легендарном лапотнике, которого вывезли с Волги гидраэровцы. Он отбежал к краю поля и озорства ради нацелился в Кандидова. Не ожидавший нападения с этой стороны, Антон получил сильный удар в щеку и не успел схватить мяч. Мяч отскочил в сетку. Оглушенный, облизывая разбитую губу, он смотрел на Цветочкина.

Мальчишки покатывались:

— Цветочкин бьет, так держись!

— Что, не вкусно? — спросил Боб.

— Это тебе не арбуз, — подзуживал конопатый партнер Цветочкина, неотступно следовавший за ним.

— А ну еще! — угрюмо сказал Антон.

Разыгрался поединок. Боб пробил — Антон взял. Боб ударил — Антон поймал. Бьет… взял! Бьет… взял! Потом Боб медленно и церемонно подошел к Антону и великодушно похлопал его по плечу.

— Задатки есть, ничего, — сказал чемпион. — Но где метуда? Метуды не чувствую. В хорошие руки вас — может, что-нибудь получится.

Он отошел и, глазами показывая конопатому на Антона, поднял большой палец.

Когда тренировка кончилась и Антон выходил из ворот стадиона, подошла, мягко пришепетывая шинами по асфальту длинная «породистая» машина. Навстречу из ворот вместе с Бобом Цветочкиным и конопатым магнетовцем вышла тонкая белокурая девушка с ярко накрашенным ртом. Она подошла к машине и положила руку на сверкающий лак дверцы. Длинная машина словно ластилась к ней. Антон долго старался припомнить, где он видел эту девушку, белую шляпу, нарисованный рот, лаковый глянец дорогой машины. Вдруг он вспомнил витрину путешествия. Это была девушка с плаката. Может быть, не она была нарисована там, но на десятке глянцевых листов, у длинных сверкающих автомобилей стояли именно такие девушки.