Свен Лагер - Фосфор

— Ну, много цвета, все кувырком. И если мне повезло, то, проснувшись, я думаю, ну и первоклассный фильм был. Вот прошлой ночью, к примеру, иду я через промышленный квартал, потому что хочу заглянуть в магазинчик под названием «Сис-Лэб», так как «У-60» оказался закрыт.

— Что это еще за заведение? — Шон еще двигается, но теперь как ленивый спортсмен ранним утром, только еще медленнее.

— На самом деле оно не существует. Оно было только во сне. Так или иначе, я шел в крохотный бар, но потом заметил дверцу черного хода, а через нее попал в огромный лабиринт из комнат, каждая размером с целый зал, и везде за столами сидели люди, множество людей сидели и пили, и болтали, а потом мимо проехала сервировочная тележка, в ней сидели два китайца. Только головы торчали из двух дыр, словно глазированные свиные головы на тарелках. И у обоих — жирные морды, на одном красовалась широкополая шляпа из соломы, а у другого были усики как у Гитлера, оба говорили очень быстро, но их покатили мимо, все дальше и дальше, из одного зала в другой, и каждый освещен призрачным светом свечей. Потом я проснулся. — Я повернулся к Фанни. — И я сразу понял, что это был сон.

— Насчет китайцев мне понравилось, очень мило, — говорит она и обнимает меня за плечи.

Шон снова начинает трепаться, не обращая на нас внимания. Возможно, он говорит со стеной. Он не может перестать двигаться.

— В последнем сне, который мне приснился, я все пытался закрыть замок на своем велосипеде, но у меня ничего не получалось. Снова и снова, мужики, ну и погано же было. А ведь я велосипеды терпеть не могу.

— Может, у тебя от дури совсем крыша поехала, потому и снится всякий бред? — говорю я.

По-моему, так кокс только отгоняет, выдувает все нематериальное. Сегодня ночью мне точно ничего не приснится.

— Да мне вообще редко сны снятся, зато жизнь веселая. Плевать, что сновидений нет. Я хочу сказать, мне с них ни холодно, ни жарко. Куда приятнее, если что-то происходит в реальности, и я могу в этом поучаствовать, а сны, они же вечно исчезают, стоит мне проснуться, так какой от них прок?

— Ну, не знаю, я-то люблю приятные сны, — говорит Фанни и смотрит поверх стакана в никуда, — если они мне снятся. И тогда у меня утром настроение хорошее, а это уже что-то. Тот сон о булочной, к которой я добиралась целую вечность и которая оказалась закрыта, собственно говоря, пошел мне на пользу. Наутро у меня было отличное настроение. Не знаю почему. Может, в булочной и правда был выходной, и не пришлось никуда идти.

— Да, странно. Я тоже иногда думаю, что сон не всегда влияет на то, в каком настроении встаешь.

Я вскакиваю и начинаю ходить по комнате. Шон берется за новую бутылку, выдергивает пробку. Когда он хочет ей налить, Фанни мотает головой.

— Нет, а правда, — говорит он, — кому много чего снится, тот толком-то не высыпается. То ли дело мы с Фанни — мы прикольно проводим время, а потом спим и отдыхаем как следует, а вот что ты целыми днями делаешь? Просто валяешься, таращась в потолок, верно? Так же как Микро. Ему-то наверняка все серии Джеймса Бонда за одну ночь снятся. Ведь нервным клеткам тоже надо дать перебеситься. Но у одних они во сне бесятся, а у других наяву.

— Чушь, — отмахиваюсь я.

За меня продолжает Фанни:

— Нет, по-моему, это скорее зависит от того, хочет человек видеть сны или нет. Хочет ли он и вправду видеть столько снов. Такие сны, как у тебя, слишком уж напряженные. Когда я устаю, то предпочитаю спать.

— Точно, Фанни! — подхватывает Шон. — Кроме того, выспаться можно и после смерти!

— Так многие до тебя говорили, дружок. Говорю же, ты кладезь речевых отходов.

— А ты, мелкий спидоносный наркоман.

— А ты, свихнувшийся уродец. — И Шон хихикает, и мы тычем друг в друга пальцами.

— Это еще что? — вскидывается Фанни. — Вы что, совсем ненормальные?

— Нет, — отвечаю я ей, — Ларри Флинт. Так говорит Кортни Лав и, как его там, игравший Ларри Флинта? Так они между собой говорят, потому что любят друг друга, Фанни.

— Да вы без женской руки совсем помешались, — бросает она и баюкает голову Микро у себя на коленях.

— Я-то, когда я валюсь с ног, сплю, — продолжает Шон. — А вот так, лечь подремать и помечтать о приятных вещах — мне такое не требуется. И если мне снится секс, ой, что мне во сне-то с ним делать, может, посоветуешь что, а?

Шон скрывается на кухне и переворачивает кассету. Я сажусь рядом с Фанни, и она устало кладет мне голову на плечо.

— Поддержи меня, — бормочет она, — одолжи мне свое плечо, мой маленький серебряный серфер.

Ее головка совсем теплая. Жар усталости.

Странно, думаю я. Отчего мне снится столько всякой всячины? Может, я сам себя подгоняю во сне, дальше, дальше. Но Шон тоже прав. Если сон у меня был длинный, богатый разного рода событиями, то потом, целый день мне, конечно же, кажется, что уже много всего произошло. И тогда не так важно, случится ли днем что-нибудь потрясающее или нет.

Иногда я даже пью кофе перед тем, как лечь, чтобы сон овладевал мною как можно медленнее и погружение было долгим и постепенным, — лишь бы не проваливаться в темную яму. Медленное угасание с надеждой на множество снов. Однажды я даже ненадолго заснул одетым и при свете, — чтобы моя нервная система не вообразила, будто я уже хочу спать, а поняла, что это я просто прилег в ботинках и куртке, оставив свет во всей квартире. Но больше этот трюк не проходит. Я просыпаюсь с бьющим в лицо светом лампы и чувствую себя липким и невыспавшимся. Только когда я разденусь и лягу, потушив везде свет и даже почистив зубы, вот тогда я больше не чувствую усталости. Ведь со всеми так, верно? Если приготовился ко сну, разве он может застать тебя врасплох?

Я слышу, как Шон разговаривает на кухне. По мобильнику. Понимаю я это по тому, как он орет, словно находится на шумной вечеринке. Возможно, сны не всем снятся, думаю я. Такие вот типы, как Шон, и придумали изречение, что смерть сестра сна. Бред какой! Сон — это особое, сверхпроводимое состояние бытия, и каждый — высокооктановое топливо особой очистки, взрывоопасное, жидкое, во сто крат разгоняющее жизнь. Или, во всяком случае, показывающий, какая скорость должна быть у новейших CD-ROMов.

Таков уж сон, быстрый сон, проносящийся за веками молнии. Кроме того, снам человечество обязано величайшими открытиями. Годами ученые корпят над инструкциями по проведению опытов, как кролик перед змеей, и вдруг ни с того ни с сего идея им приходит во сне. И не та, которую они искали все это время, нет, нечто большее, еще более блистательное, нечто искрометное.

Что молекулы в бензольном кольце, как змея, впиваются в собственный хвост, что они образуют кольцо — такое только во сне может привидиться. Конечно, и скейтборд был во сне изобретен, а первые компьютеры и вовсе привиделись как галлюцинация. Во сне перепрыгиваешь через глупую логику.