Альберто Моравиа - Крокодил

Около пяти часов вечера синьора Карапузо надела шляпку и отправилась с визитом к синьоре Верзили.

Синьора Верзили, супруга директора банка, занимала большую квартиру в бельэтаже несколько обветшавшего, по аристократического палаццо, расположенного в квартале некогда фешенебельном, а ныне пришедшем в полный упадок. Для синьоры Карапузо, муж которой был подчиненным синьора Верзили, визит этот представлял исключительную важность. Во-первых, живя в нескольких хоть и новых, но жалких комнатенках одного из многоэтажных зданий на окраине города, она по своему общественному положению стояла значительно ниже синьоры Верзили. Во-вторых, синьора Верзили впервые после почти что годового знакомства, соизволила пригласить ее к себе в гости.

Синьора Карапузо удивительно походила на суетливую курицу, которая, готовясь снести яйцо, долго и старательно, с загадочным видом разгребает землю. Была она маленькой, широкобедрой, с крупными чертами смуглого лица, близко посаженными глазами и остреньким носом. Синьора Верзили, напротив, была величественной, высокой и дебелой дамой, надменной, манерной, жеманной, надутой, чванливой и чрезвычайно важной. У синьоры Карапузо имелось пятеро маленьких детей, и ни о чем другом говорить она не могла. У синьоры Верзили детей вовсе не было, зато она посещала театральные спектакли, покровительствовала музыкантам и декламировала стихи. Синьора Карапузо почти всегда одевалась в черное, носила большие туфли, напоминающие крестьянские сабо, и нелепые зеленые шляпки, украшенные бисером и вуалетками. И напротив, о синьоре Верзили можно было сказать, что она не снимает вечернего платья, либо лиловатых, либо темно-зеленых тонов. Не удивительно, что при столь больших различиях между обеими дамами синьоре Карапузо, совсем недавно приехавшей из провинции, синьора Верзили представлялась совершенством, живым воплощением столичного изящества, а ее салон — чуть ли не алтарем храма, святилищем в пещере оракула.

Впрочем, столь робкое и восторженное поклонение не помешало синьоре Карапузо составить для себя определенный план, как ей следует действовать во время визита. План этот заключался в твердом намерении глядеть во все глаза и хорошенько запомнить все, что будет говорить и делать синьора Верзили, а также постараться, запечатлеть в памяти то, что покажется ей в доме синьоры Верзили наибольшей достопримечательностью. Мы уже говорили, что синьора Карапузо была провинциалка; добавим, что родители ее были людьми бедными и воспитание она получила далеко не блестящее. Поэтому ее вечно мучали сомнения, когда дело касалось светского этикета, знание которого совершенно необходимо жене банковского чиновника, мечтающего сделать хорошую карьеру. Надо ли даме первой подавать руку мужчине или ждать, пока он сам тебе ее протянет? Следует ли, сморкаясь, отворачивать лицо в сторону? Прилично ли даме курить? Можно ли сидеть, закинув ногу на ногу? Снимать ли перчатки здороваясь? Надо ли вставать всякий раз, как в комнату входит новое лицо? Можно ли размачивать печенье в чае или же надо кушать его сухим? И вообще, как приличнее подать чай? С пирожными или с сухариками? Как обставить квартиру? Какие занавески повесить в гостиной? И какие в столовой? Как должна быть одета горничная? Какой туалет следует надевать в пять часов вечера, принимая приятельниц? И так далее, и тому подобное. Синьора Карапузо надеялась, что во время этого визита манеры и поведение хозяйки дома помогут ей разрешить множество подобного рода вопросов, раз и навсегда покончив с мучающими ее сомнениями.

Кроме того, синьора Карапузо, в душе которой этот визит вызвал лавину дотоле скрытого тщеславия, надеялась, что синьора Верзили пригласит на чай нескольких своих приятельниц, дам не менее светских и элегантных. Правда, сегодня была не пятница, день, в который синьора Верзили обычно принимала гостей. Но все равно, могла же она, чтобы уважить синьору Карапузо, позвать кое-кого из своих приятельниц, хорошо известных в банковских кругах: синьору Зануди, например, синьору Дурило, синьору Балдуччи. Синьора Карапузо почти не сомневалась, что если встретит у синьоры Верзили этих дам — каждая из которых имела свой журфикс — то уж как-нибудь сумеет выбить из них парочку приглашений. А там — за одним приглашением последуют другие…

Однако тут синьору Карапузо постигло разочарование. Синьора Верзили приняла ее в небольшой полутемной гостиной, которая показалась синьоре Карапузо обставленной в восточном стиле, поскольку там стояла резная мебель, а на стенах висело оружие и ковры. Гостиная же, в которой проходили знаменитые приемы, оказалась закрытой; свет в ней не горел, и сквозь стекла двустворчатой двери ничего нельзя было разглядеть. Хозяйка дома в темно-красном бархатном платье с искусственной розой на большом декольте встретила синьору Карапузо любезно, даже приветливо, но с холодной вежливостью. Усевшись друг против друга на краю софы, дамы тут же принялись болтать в приглушенном свете лампы, тоже в восточном стиле.

Разочаровав синьору Карапузо в ее мечтах завязать знакомства со светскими дамами, синьора Верзили не обманула остальных надежд своей гостьи. Прихлебывая чай и отвечая на церемонные, чуть равнодушные вопросы синьоры Верзили о ее доме, детях, муже, даче и тому подобных мало кого волнующих предметах, синьора Карапузо имела возможность сделать множество ценных наблюдений. Синьора Верзили сидела, высоко закинув нога на ногу под темно-красным бархатным платьем; она не макала сухарики в чай, а кусала их, слегка приподнимая при этом верхнюю губу; она не сморкалась (правда, у нее не было насморка); время от времени томным движением руки она поправляла свои пышные светлые волосы, уложенные в старомодную прическу; спросив у синьоры Карапузо, налить ей чая покрепче или послабее, она как ни в чем не бывало жестом ласковым и доверительным положила ей на колено руку; говорила она вполголоса, отчетливо произнося каждый слог и поджимая губы; поднося чашку ко рту, она слегка оттопыривала мизинец, на котором красовался большой зеленый камень; выплевывая вишневую косточку, попавшуюся ей в шоколадной конфете, она прикрыла рот рукой; к чаю были поданы сладкие и соленые сухарики — и никаких пирожных; она не переставая курила, посасывая длинный красный мундштук (вероятно, цвет его должен был гармонировать с цветом ее платья), и выпускала дым через нос; пепельницу она называла явно иностранным словом «сандрие»…

Изучая обстановку гостиной,