Любовь Романова - Шутник

Лева тоже брал, не торгуясь. Он положил глаз на «юмор». Смешной толстый парень с хорошо подвешенным языком выбрал юмор и этим определил свою судьбу. Лева семь лет продюссировал команду КВН. Пару раз она даже выходила в полуфинал. Потом что-то не заладилось, и бывший одноклассник засел за написание комедийных сценариев. Дело пошло. В кинопрокате болталось несколько фильмов, где в титрах, если поставить запись на паузу, можно прочитать имя сценариста — Лев Гирин.

Последний раз Влад видел Леву под елкой. Елка стояла на главной площади города, рядом с памятником Ленину, и бывшие одноклассники назначили под ней встречи. Влад — старому приятелю, с которым они в кое-то веки в новогодние праздники решили выбраться в баньку, а Лева… С кем встречался Гирин Влад так и не узнал.

— А-а-а! Невольник чести! Ну, здравствуй, душа моя! — Лева раскинул изящные ручки и сгреб смущенного одноклассника в охапку. «Невольником чести» он называл его из-за скоротечной женитьбы — Влад добровольно отказался от свободы на втором курсе университета ради прекрасных глаз девчонки из параллельной группы, чем вызвал у всех нормальных людей недоумение и сострадание, — Рассказывай. Жена? Дети? Работа? Любовница?

Рассказывать было особенно не о чем. Влад два года, как развелся. Сын остался с женой. О приключениях на личном фронте он трепаться не любил, а работа… Ну что работа? Работа как работа.

Когда-то, давно Влад мечтал написать гениальный роман и стать знаменитым. Очень давно. Потом он закончил журфак, покрутился в паре газет и на одном столичном телеканале. Заработал кучу друзей и язву желудка. Последние годы перебивался фрилансом.

Тогда, на уроке, он как-то слишком прямолинейно понял условия игры. Выиграть — значит, выиграть. Исхитрился на свои семьсот рублей сделать целых восемь покупок. Больше всех в классе. А вот каких именно покупок — он теперь не смог бы вспомнить даже под гипнозом. То ли Сашенька, то ли Анечка поздравила и даже попросила всех поаплодировать победителю, а потом произнесла какой-то странный монолог по поводу целей, которые мы выбираем. Мутный такой монолог. Наверное, взятый из той же книжки по психологии, что и этот дурацкий аукцион. Но отчего-то после соло практикантки Влад почувствовал себя проигравшим.

Сын, еще, когда они жили вместе, часто спрашивал: «Пап, а кем ты работаешь?» Женька никак не мог запомнить непонятное слово «спичрайтер». Объяснения, вроде, «придумываю речи для политиков», вгоняли ребенка в глубокий ступор: «Они что, сами не могут?»

Семь лет назад Влада затянула странная стезя политических выборов. Он скакал с одной кампании на другую, пописывал, сидя в предвыборном штабе, идиотические спитчи и старался не думать о будущем. Иногда попадалась работа посерьезнее — биографическая книга очередного красного директора или скучающего бизнесмена, который решил, что пора выходить на новый уровень — «вслед за реальными пацанами идти в реальную политику».

В общем-то, все складывалось ровно.

Только вот Вика ушла.

Сначала, как водится, были скандалы, слезы, цветы, примирения, снова скандалы. А потом — все. Развод. Разговор с унылой тетенькой-судьей, три месяца на такую же унылую попытку что-то склеить и конец.

Сын остался с Викой. Другие варианты не обсуждались. Влад ушел жить в квартиру матери — к тому времени она переехала к тетке, на Волгу.

Почему же они с Викой развелись? Он много думал об этом. Пил, думал, работал, думал, сочинял и снова думал. А потом перестал — надоело.

Развелись, потому что не могли больше жить вместе. Не могли и все. Точка. Порознь тоже не могли, но жили. Влад даже придумал теорию, отчего людям бывает так хреново после развода. За годы, проведенные вместе, в каждом человеке постепенно возникает «ты-любимый». Он растет, обзаводится характером, привычками, планами на ближайший отпуск и надеждой сделать ремонт. Эта эфемерная личность состоит из способности засмеяться в разгар ссоры, сгрести в охапку и утащить в спальню; из поцелуя в ямочку на шее; из трехчасового разговора по телефону во время долгой командировки; приступов ревности и разбросанных по полу носков; забытой на системном блоке кружки из-под кофе и кодового слова, которое означает, что ничего не изменилось — тебя любят, ждут, скучают… «Ты-любимый» любим одним единственным человеком на земле. Стоит этому человеку исчезнуть, и взращенный годами персонаж становится ненужным. Никому. Его остается только убить, а это больно. Очень больно.

Впрочем, к чему сейчас эти замшелые мысли и пропахшие плесенью воспоминания? Сейчас, когда вокруг прямоугольной ямы ежится под весенним ветром горстка людей? Заплаканные дождем лица. Покрасневшие от холода носы. Севка украдкой пялится на часы. Ленка, отвернувшись, строчит СМС-ку. Задумчивая девица бросает на гроб пару чахлых гвоздичек… Эх, Левка, нелепо как-то все… И жизнь, и смерть…

— Тебя подвезти? — Ленка тихонько тронула Влада за рукав, — Я в Северо-Западный. Ты, вроде, там же живешь?

Влад последний раз взглянул на холмик земли, увенчанный громоздким памятником. Мраморное уродство — фантазия провинциального скульптора. Кажется, это лира. На черной глянцевой поверхности шеренги тусклых букв: «Лев Гирин… годы жизни… Умер от смеха». Лева остался верен себе даже после смерти. Прощай, дружище.

— Спасибо, Ленок. Я на машине. Владу не хотелось ее расспросов. Не хотелось сочувствия и тихих вздохов. Домой! К Коту.

Когда-то Влад ненавидел Кота. Они были врагами. Кот гадил ему в ботинки, Влад «забывал» его покормить. Эта скотина признавала только Вику, но Вика ушла. А Кот остался. И Владу пришлось научиться его любить.

Истории их отношений стоило бы посветить целый роман. Влад посветил рассказ. Рассказ, главный герой которого, по удивительному совпадению тоже Влад, задумывает убийство рыжего пакостника. Настоящее убийство в английском стиле. Такое, чтобы жена ни о чем не догадалась. Он выбирает орудием преступления — шприц и яд, и в деталях представляет мучения последних минут жизни вредного увальня. Вздрагивающую тушку, поникшие усы, скатанную шерсть, тусклые глаза и скорбное «мяю» зверя в преддверии путешествия к своим кошачьим предкам.

Тот другой, выдуманный Влад, так и не смог довести дело до конца — его враг остался жить, благодаря судьбу за интеллигентский гуманизм или малодушие своего хозяина.

Как ни странно, но лишь только в рассказе была поставлена последняя точка, злость на своего бандита куда-то ушла — утекла в недра компьютера, заблудилась среди папок и программных файлов. А вместе с ней пропало желание наподдать откормленным окорочкам в апельсиновых шароварах, величественно проплывающим мимо, или закрыть в темном туалете в отместку за разодранный портфель. Кот почувствовал эту перемену. Почувствовал и решил расплатиться по счету — между старшими мужчинами в семье установился худой мир, который, как известно, лучше хорошей войны. Влад кормил, кот не пакостничал. Так и жили, пока не случился развод.