Герта Мюллер - Из сборника "Босоногий февраль"

Вспоминаю тогда лишь о саде, когда неспешно, будто платок, опускаю лицо, чтобы услышать запах.

Найти бы для своего тела работу, но чтоб в начале идти через парк утром в сумерках. А еще профессию для головы.

Скоро мне из этого мира высунуться вовне.

Я слышу, через настенные часы, едет лифт. Он громыхает, если едет пустой. Друзья приходят. Иногда под настроение, иногда невпопад.

Лифт не останавливается.

Чего хочет время. Я ощущаю его и знаю, что ни для кого из моих друзей нет в нем будущего.

Сиди тихо, раз все молчат - говорю я.

Отведи взгляд, нет ее, смерти. Это зной стучит в висках.

Пусть - говорю - когда зной заволакивает мне год за годом. Пусть - говорю - когда мой язык мотыжит во рту.

Гляди - говорю. Умирать - последнее, что мы делаем.

Как эта держава нас перевирает. Видишь между нами следы. Это не мы.

Сиди тихо - говорю.

Я слышу, через стены комнаты, лифт едет в небо.

Где это место. За утром дня как не бывало.

Где мне говорить и с кем, если не с моим, не с твоим черным как смола ртом.

Снесу и этот год до конца, и листок, и сучок.

И спрошу: сколько тому дереву, сколько той осени на полжизни.

Снесу и влагу в глазу, и это остаться, чтоб уйти.

Здесь, милый, стоим мы в осени, и у ближнего стоим, и у дальнего дерева. И знаем, что есть еще во мне одно слово, одно малое судорожное сказание. Замолвить надо еще за влагу в глазу.

Чтоб глаза еще поднять могла, надо сказать, кто нам отягощает уста, кто умаляет слово, и его как не бывало.

Чтоб уста еще снести могла, предъявить надо мой, твой черный как смола рот.

Бескровный кротовий ход.