Герд Тайсен - Тень Галилеянина

– По-твоему, запрещено делать то, что делает Иисус?

– Я не стал бы так говорить. Все, чему Иисус учит о субботе и заповедях чистоты, мог бы повторить любой из нас. Конечно, у него крайняя точка зрения. Но и среди нас многие придерживаются радикальных взглядов.

– Но почему вокруг его учения все время возникают споры?

– Он слишком мало думает о последствиях. Он не видит, что всякое ослабление запретов, связанных с субботой, рано или поздно может привести к тому, что мы станем жить, как язычники! И такое легкомыслие у него – не редкость! Он водит дружбу с сомнительными личностями – с пьяницами, проститутками, мошенниками. Это не запрещено. Кто возвращает грешника на путь истинный, к тому мы относимся с уважением. Мы знаем, что милосердие Божие распространяется и на тех, кто отчаялся! Мы радуемся покаянию погрязших в пороке. Но он ест с ними, не убедившись, что они порвали со своим прошлым. Он не предъявляет к ним никаких требований. Он надеется, что они сами придут к покаянию! Вот что я называю легкомыслием. Возможно, кому-то он так помогает. Но какое впечатление это производит на многих других? Разве не начнут они говорить: зачем мне стараться поступать, как положено? Если Иисус прав, Бог и так доволен мной.

Гамалиил весь ушел в свои мысли. Он говорил все более взволнованно:

– Да, – сказал он, – этот Иисус мог бы быть моим учеником! Ему бы не пришлось поступаться ничем из своих убеждений. Но я бы заставил его продумать последствия, какие его учение имеет для нашего народа и для повседневной жизни. Приведу еще один пример. Однажды к нему пришел некий языческий офицер, живущий здесь же в Капернауме. [143]Он попросил вылечить его паренька. Конечно, язычникам нужно помогать. Но почему именно этому?! Все знают, что эти офицеры-язычники обычно гомосексуалисты. А их мальчики – их любовники. Но для Иисуса такие мелочи не важны. Он не спросил, что это за паренек. Он вылечил его и не подумал, что кому-нибудь после может прийти в голову учить, ссылаясь на него, что гомосексуализм дозволен!

– Ты уверен, что тот начальник – гомосексуалист?

– Конечно, нет. Но ведь каждый должен заранее предусмотреть такую возможность. Иисус выполнил просьбу, не задумавшись об этом! Я бы посоветовал в подобном случае проявлять больше осмотрительности!

– Да, наверное, он поступил неосторожно. Но разве это запрещено?

– Нет, вряд ли так можно сказать. Богу угодно, чтобы помощь оказывалась всем людям.

– И мытарям, и проституткам?

– И им тоже!

– Но почему тогда Иисуса критикуют за то, что он ест вместе с ними?

– Если бы так поступал кто-то другой, мы бы ничего не говорили. Но этот Иисус пользуется известным влиянием. Он – законоучитель. Он – один из нас. Мы его критикуем, только потому что он близок к нам!

– А что в этом плохого, если еврейский законоучитель водит дружбу с мытарями? Нам, торговцам, часто приходится иметь с ними дело.

– Подумай о последствиях! Мы ничего не имеем против отдельных мытарей. Они такие же люди, как и все. Но они представляют в нашей стране римлян. Значительная часть денег, которые они берут, уходит чужеземцам. Мы не должны создавать впечатление, что еврейские законоучители примирились с чужеземным владычеством. Римляне не должны получать от нас ореол законности своей власти, как будто Бог одобряет ее!

– Ты боишься, что Иисус может дать им этот ореол?

– Нет! Но толпы, которые ходят за ним, могут что-то истолковать превратно! Человек, пользующийся в народе достаточным уважением, чтобы толковать Божью волю, не должен на глазах у людей помогать чужим солдатам. Он не должен на виду у всех водить дружбу с мытарями! Иисус не понимает, скольким мы рискуем, приближаясь к язычникам, ведя себя так же, как они. Я критикую легкомыслие, с которым он делает это! Его поступки таковы, словно его путь проходит по нейтральной полосе!

Меня как громом ударило: и мой путь тоже проходил по нейтральной полосе. И я тоже должен был казаться Гамалиилу сомнительной личностью! Сможет ли Гамалиил когда-нибудь понять меня? Следующие вопросы, которые я задавал, относились уже ко мне самому:

– И чем же оправдывает Иисус свое поведение?

– Я повторяю: мнения, отстаиваемые Иисусом, так же точно можем отстаивать и мы, фарисеи и книжники. Мы привыкли обсуждать разные точки зрения. Но Иисус не придерживается обычной нашей манеры вести подобные споры. To, что он говорит, он подает не как одно из мнений наравне с прочими. Он не привлекает аргументов «за» и «против». Он ведет себя так, как будто его устами говорит сам Бог! Пренебрежение нашими правилами – вот что возмущает нас в нем.

Мы еще долго говорили об Иисусе. Я заметил, как эта личность все больше и больше притягивает меня. И я тоже болтался между двумя враждующими сторонами. И разве я сам не был подобен мытарю – с той только разницей, что я собирал не деньги, а сведения, которые мне потом предстояло так же передать римлянам? Разве не должен был этот Иисус отнестись ко мне снисходительно?

Вместе с Гамалиилом вернулся я в хижину Маттафии. Гамалиил принес фрукты для Мирьям. «В субботу да будет мир между нами», – сказал он. И Маттафия ответил: «Шалом! Мир тебе!»

Вчерашнее недоразумение было исчерпано.

Скоро из Тивериады вернулись и наши посланцы. Они привезли с собой Гиппократа. Он осмотрел Мирьям и сказал: «Худшее, судя по всему, миновало!».

После его слов в маленькой хижине стало светлее. Жизнь словно бы началась заново.

Уважаемый господин Кратцингер,

Я рад, что мы сходимся с Вами в наших суждениях о фарисеях. Мне известно, что исследования здесь еще не окончены. С некоторых пор, говоря о фарисеях в период до 70 г. н. э., мы стали с большей осторожностью привлекать позднейшие источники.

Независимо от этого экзегетам еще предстоит вернуть фарисеям их доброе имя. Слишком часто толкователи шли вразрез с элементарными принципами исторического анализа, – когда полемика с фарисеями принималась ими за чистую монету. Находка кумранских текстов заставила внести в такой подход первые коррективы: по сравнению с радикально настроенными ессеями, фарисеи оказались течением, настроенным на компромиссы и умеренность. После катастрофы 70 г. до н. э. фарисеи заново основали иудаизм. Новое понимание иудаизма, какое распространено сейчас, тоже не могло не повлиять на суждение историков о фарисеях. В новое время перед теологами постоянно вставала задача различать действительно важные аспекты христианской религии и те аспекты, значение которых преувеличивалось. И это было более правильно, чем взваливать на воссозданный фарисеями иудаизм ответственность за то, от чего хотели избавиться. Считалось, что доставшееся христианству в наследство от иудаизма есть нечто устаревшее. В освобождении христианства от зависимости, в которой оно находилось у «закона», можно видеть предвосхищение эмансипации человека от внешних авторитетов, с которым мы сталкиваемся в современности.