Джозеф Хеллер - Портрет художника в старости

Прошло несколько дней, и Том узнал, что и тут он опоздал.

После Гражданской войны пассажирские пароходы на Большой реке не выдерживали конкуренции с железнодорожными поездами. Ни лоцманы, ни матросы нигде не требовались.

Но Том, известно, предприимчивый малый и по-быстрому придумал себе другую замечательную работу. Малость получится, станет машинистом и будет разъезжать, где только рельсы проложены.

Если паровозная наука окажется не под силу, то поедет на восток, поступит в бизнесменский колледж, выучится на капиталиста и будет миллионером.

Это проще пареной репы, глянь, сколько их развелось».

Сегодня я буду говорить о писателях и писательстве, начал Юджин Порху в одной из аудиторий Университета Южной Каролины, куда его пригласили прочитать лекцию, как когда-то и куда-то приглашали Клеменса, Гарта, Мелвилла, за приличное, разумеется, вознаграждение; хотя для Порху деньги никогда не были фундаментальным фактором, они оставались тем не менее фактором. Поскольку я намереваюсь говорить о жизни в литературе, то я оптимистически назвал свою лекцию — вы, вероятно, удивитесь — «Литература отчаяния». (Порху говорил бодрым голосом, заглядывая иногда в разложенные перед ним листки и стараясь спокойно припомнить фразы и обороты, которые он мысленно репетировал две последние недели.)

Название лекции не относится к измученным, отчаявшимся персонажам знакомых произведений, таким, как Джей Гэтсби, Лорд Джим, Грегор Замза или Йозеф К. Ни к героям романов прошлого века — капитану Ахаву, мадам Бовари, Анне Карениной или Алеше Карамазову… вообще ни к одному из членов этого удивительного, обладающего повышенной активностью клана Карамазовых. (Здесь Порху умолк, словно сам удивился заключительной фразе, и держал паузу, пока не услышал прокатившийся по рядам смешок.) Нет, название лекции относится к работам о самих писателях, которые создали такие произведения, и к тем урокам, которые мы выносим из их жизни.

Идея лекции пришла ко мне после того, как, перебрав рецензии на новые книги, я подряд прочитал только что опубликованные биографии трех классиков — Ф. Скотта Фицджеральда, Чарлза Диккенса и Генри Джеймса. Они пришли ко мне в дом, так сказать, все вместе, и я был поражен трагическим сходством их судеб, особенно в последние годы.

Из предыдущих биографий Диккенса я узнал кое-что о нем. Мне, естественно, было известно и о неизменном — не будем говорить «низменном» — пристрастии Фицджеральда к спиртному. (Оживление в аудитории.) Но Генри Джеймс… признаюсь, это было для меня что-то новое. Чтобы этот человек, всегда сохранявший вид непререкаемого авторитета, привыкший к сдержанности и интеллектуальной самодисциплине, человек, который, по несравненному выражению Т. С. Элиота, «имел такой утонченный ум, что ни одна мысль не могла нарушить его спокойствия» (что оно значит, черт побери, думал Порху; они, похоже, знают, если судить по оживлению в зале, а я нет), — чтобы этот человек был подвержен душевным и телесным неудачам и приступам глубокой депрессии к концу жизни, было для меня потрясением.

Итак, три писателя, три несчастных человека.

Немного погодя, опять-таки из биографии, я с удивлением узнал, что Джозеф Конрад едва-едва зарабатывал на жизнь и последние свои годы страдал серьезным нервным расстройством.

Тогда же были опубликованы, уже посмертно, дневники Джона Чивера. Невыразимо тяжело читать исповедь этого несчастного человека, тяжело и неприятно.

Позвольте зачитать неполный список других хорошо известных писателей, к кому применимо это слово — отчаяние, по крайней мере к определенным периодам их жизни и творческого пути.

Из девятнадцатого века в этом списке значатся: Эдгар Аллан По, алкоголик и душевнобольной, Натаниел Готорн и Герман Мелвилл, едва сводившие концы с концами.

Посмотрим на тех, кто по времени ближе к нам, и заодно изменилась ли жизнь литератора к лучшему. Здесь мы видим имя Генри Джеймса, о котором я уже говорил, и другого Генри — Адамса, жившего в Вашингтоне, округ Колумбия. Адамс страдал заболеванием, которое в ту пору у мужчин называли неврастенией, а у женщин звучным словом «ипохондрия». Теперь это называют… депрессией.

Джозеф Конрад, будучи еще молодым человеком, по меньшей мере однажды пытался покончить с собой. Приставил пистолет к груди, целясь в сердце, но промахнулся. (Выдержи паузу, подумал Порху, пусть прочувствуют.)

Автор знаменитых бестселлеров Джек Лондон всю жизнь пил горькую и даже написал об этом роман. Из близкого мне поколения назову Малколма Лаури, создавшего великолепный роман «У подножия вулкана» о неисправимом алкоголике. Так вот, роман этот тоже написан в форме автобиографии.

В Америке до мировой войны закладывали за воротник, причем так усиленно, что становились инвалидами, — пойду прямо по списку, который я набросал (не повторяюсь ли я с вводными оборотами, упрекнул себя Порху):

Юджин О'Нил.

Эдмунд Уилсон.

Синклер Льюис, наш первый Нобелевский лауреат по литературе, вообще, как говорится, не просыхал. Недаром Г. Л. Менкен, и сам отнюдь не трезвенник, не мог находиться с ним рядом.

Уильям Фолкнер, давно известный своими запоями, умер после того, как в состоянии алкогольного опьянения свалился с лошади.

Теодор Драйзер — еще один романист, тоже большой любитель пропустить рюмку-другую, о котором писал Менкен.

И Ф. Скотт Фицджеральд — о нем я уже говорил.

Посмотрим, кого мы имеем в Англии:

Ивлин Во, пользующийся дурной славой алкоголика и грубияна.

Кингсли Эмис, известный выпивоха, свалившийся с лестницы, видимо, после принятия очередной дозы. Я сам как-то чуть не загремел после пары бокалов мартини.

Опять же Малколм Лаури, о котором, кажется, я уже говорил. Он был не только постоянно навеселе, но, очевидно, покушался на самоубийство, намеренно, как полагают многие, проглотив целую горсть успокоительных таблеток.

То же самое, кстати, говорят о Джеке Лондоне — что он покончил с собой в сорок лет.

Обратившись снова к Англии, видим целую когорту тех, о которых я забыл сказать или мало что знаю. Сразу приходит на ум Грэм Грин, естественно, Дилан Томас, спьяну грохнувшийся наземь на нью-йоркской улице и тут же скончавшийся, не дожив до сорока, и, конечно, Брендан Биэн, ирландец, который любому англичанину сто очков вперед даст по части выпивки.

В эту же категорию попадает Джеймс Джойс, не упускавший случая побаловаться стаканом-другим вина; его частенько находили на улицах Дублина мертвецки пьяным.

В этом же ряду стоит Трумэн Капоте со своей чрезмерной склонностью к спиртному и к так называемым успокаивающим средствам. Много пил и запивал, можно сказать, таблетками Теннесси Уильямс. Он умер от удушья, пытаясь отвинтить колпачок от пузырька с лекарством. Конечно, самоубийство таким манером не совершают, но и трезвые подобным манером не умирают.