Ричард Бирд - Дамаск

Та сидит в кресле напротив, с мягкой и благожелательной улыбкой на лице, ей невдомек, что Уильяму до их помолвки не приходилось испытывать подобных припадков номенклатурного мышления. Уважаемая мисс К. Л. М. Ллевеллин-Палмер, или мисс С. М. Хёрли, или мисс С. Р. Б. Мэйтланд-Хьюм, дочь покойного полковника О. Гиббона из Уайвлзфилда, графство Сассекс, или миссис Вальда Хоуп из Кариньи в Коббитти, Новый Южный Уэльс, Австралия. Она говорит:

– Милый, все уже в прошлом, не думай об этом.

Именно из-за помолвки Уильям был вынужден прервать несвоевременный роман с Луизой, Марианной или даже Джессикой, которую очень любил. Уильям смотрит поверх головы своей невесты, провожая взглядом оставшиеся позади станции, и размышляет о том, что сейчас его может спасти только божественное вмешательство. До свадьбы еще далеко, и невеста вполне успеет умереть, ну скажем, от пищевого отравления, такое ведь случается, или пасть случайной жертвой отчаянного теракта от руки ирландца, алжирца или ливийца. Интересно, сможет ли он доходчиво объяснить полицейским, почему это вдруг его невеста падает с большой высоты и ломает себе шею, не дожив до свадьбы. Как же смертельно ей должно не везти, если она подхватила менингит, или рассеянный склероз, или оспу, попала в аварию, или случайно проглотила смертельную дозу смеси из кокаина, героина и гашиша где-нибудь в туалете ночного клуба?

Уильям понимает, что такие мысли не способствуют тому, чтобы настроиться на брак. Она наклоняется к нему и берет его за руку.

– Это все связано с родителями, да?

– Нет.

– Ты, наверное, был потрясен.

Лучший способ не вспоминать родителей и даже брата – размышления о том, как это сделать. Что-нибудь да придумаешь.

– И как бы ты смог пережить это без меня? – спрашивает она, явно не ожидая ответа.

Я стал бы уличным музыкантом, играл бы на флейте, или скрипке, или гитаре, или на магнитофоне, думает про себя. Уильям, или, быть может, стал бы ловить удачу на режиссерском поприще, в духе Робера Брессона, Антониони или Ингмара Бергмана, таким образом заполнив своим творчеством пробел, появившийся в мировом кинематографе после смерти Феллини. Носил бы коричневый плащ, или шелковую рубашку, или ярко-красный блейзер с черным воротником и золотыми пуговицами. Почему бы и нет? Мне двадцать четыре года, и если не думать о чудовищной смерти родителей, можно увидеть тысячи перспектив, открытых миром. И ни одной нельзя исключать, кроме, пожалуй, двух или трех. А чутье подсказывало ему, что выбор какой-то одной дороги лишит его шанса воспользоваться остальными, и это невыносимо.

Она произносит:

– Мы же любим друг друга. Нас разъединяет лишь твоя нерешительность.

Неправда, думает Уильям, вот это неправда. Он ее действительно любит, но он вовсе не нерешителен. Он большой сторонник определенности, оттого постоянно принимает решения. Он решает согласиться на помолвку. Он решает уйти от Марианны, он решает вернуться, он решает уйти от Луизы. Он может принять любое количество решений, а она как раз пытается ограничить его стремление принять решение отсутствием какой бы то ни было альтернативы. Одной парой ботинок, одной парой брюк и одним костюмом. Она терпеть не может, когда он размышляет о возможных вариантах развития его судьбы, над тем, кем бы он мог стать в этой разноцветной толпе. Он понимает это и любит ее за желание спасти его, но это не останавливает фривольного хода его мысли и ее трагического финала.

– Уильям, ну чего ты боишься?

У Феллини в «Сладкой жизни» главный герой в исполнении Марчелло Мастрояни не женат, как и мистер Дарси в «Гордости и предубеждении», как и дворецкий в «На исходе дня». Все они являются вымышленными героями, и главное событие жизни у них впереди. Возможно, в реальной жизни существует немало женатых героев, которым следует подражать, но для Уильяма подражание настоящей жизни означает поражение.

Поезд останавливается на неизвестной станции. Чумазый мальчишка трется носом о стекло, а Уильям смотрит на поле для гольфа за окном.

– Я к тебе не вернусь.

– Я думала, мы созданы друг для друга.

– Всему есть пределы.

На поле для гольфа пикник в полном разгаре, а в соседнем саду, полулежа в кресле, отдыхает человек. Мир замирает, и в небе, в полной тишине, летит стая чаек: то одна, то другая чайка вырывается вперед, и в этот миг для Уильяма нет места лучше во всей стране.

Она говорит:

– Если ты не прекратишь, я тебя брошу.

– Что ж, это вариант.

– Прошу прощения?

– Ты же можешь выйти замуж за кого-нибудь еще – за европейца, за австралийца или за богатого японца.

– А ты этого хочешь?

– Я просто говорю, что и такой вариант возможен.

– Стань взрослее, Уильям. Далеко не все возможно.

То, что случилось с родителями Уильяма, произошло неожиданно и изменило его жизнь раз и навсегда. Жизнь его брата тоже изменилась – он получил по завещанию все, и в нужный момент удачно вложил деньги в привилегированные акции и в другие ценные бумаги. Теперь он ест салат в модных ресторанчиках с Кристианом Диором, или Хельмутом Лангом, или с Вивьен Вествуд и раздает щедрые чаевые партии Либеральных демократов, или ольстерским унионистам, или тори. Если Уильям позволит себе отклониться от своей теории, допускающей любое развитие событий, он поклянется никогда не обращаться к брату за помощью, хотя до этого, скорее всего, дело не дойдет. Пока он идет своим путем, даже если ему иногда и приходится идти в обход, и везение не должно ему изменить. Он ждет, когда случится что-то необыкновенное, что преобразит его жизнь и позволит ему стать не таким, как все.

Она говорит:

– У тебя помрачение рассудка. Ты меня любишь. Я тебя люблю. Мы принадлежим друг другу.

И все-таки он не знает, любит ли ее. Может, свадьба и есть то самое необыкновенное событие его жизни, которого он так ждет. Так это или нет, разобраться он не может. Если это его Дамаск, почему он до сих пор об этом не знает?

– Когда-нибудь ты об этом пожалеешь, – произносит она.

– Если вспомню.

Должен же он, наконец, увидеть какой-нибудь знак, подсказывающий, что делать. Потому что уже завтра, если он примет неверное решение, одного из возможных путей он лишится. Мир по-прежнему будет открывать ему все возможные перспективы, кроме, правда, одной-единственной, и его ошибка будет дорого ему стоить. Его жизнь изменится раз и навсегда, бесповоротно разделенная пополам.

– Я тебе не верю, – сказал Спенсер. – Она бы не ушла, не предупредив. Мы же договорились.

– Ты просто недостаточно хорошо ее знаешь, – сказал Уильям. – Ты не можешь ни на что решиться. Она пошла за туфлями.

Грэйс сказала:

– А можно мне мой подарок?