Кристиан Барнард - Нежелательные элементы

— Вы чертовски самонадеянно ведете игру, мой милый, — буркнул Робби, довольно точно подражая унылому шотландцу, ассистенту их профессора. И осклабился: — Ох, о том о сем. Всякая муть насчет детской хирургии. — И уже совсем другим, звенящим голосом заметил: — Но, черт возьми, ничего себе снимочек показал он в конце, а? Этой малышки…

— А что там было с ребенком? — поинтересовался Филипп.

Деон и Робби отвели глаза.

— Идиотство сплошное, — выпалил наконец Деон. — Не понимаю, почему вы не плюнете не все эти правила! Ну что стряслось бы, если б вы остались в аудитории? Ребенку-то не все равно?

На Филиппа его вспышка, казалось, не произвела никакого впечатления.

— Есть неписаные законы. И не думаю, чтобы кто-то из нас хотел прослыть мучеником, нарушая их.

— Вы просто смирились с апартеидом — и все тут. Так и скажите.

— Ну, мирись не мирись, мало что изменится. Нам недозволен осмотр белых пациентов. Это основное условие, которое нам здесь ставится.

Наступило долгое напряженное молчание. Потом Филипп пожал плечами:

— А что это все-таки за рентгенограмма, о которой вы говорили?

Робби был явно рад переменить тему.

— Расскажи ему, — подтолкнул он Деона острым локтем. — Ты же у нас специалист по части рентгенограмм. — И снова осклабился во весь рот. — Никогда не забуду физиономию старины Деона, когда ему подсунули этот снимок. — На лице его появилось выражение растерянности, которое тут же сменилось неподдельным ужасом перед тем, что увидел Деон. Он так громко расхохотался, что женщина за кассой повернулась и, нахмурившись, посмотрела на них. — Ну, давай, рассказывай.

— Не знаю, на снимке была киста яичника с зубами внутри, — сказал Деон.

— Челюсть! — произнес Робби смертельно испуганным голосом Деона. — Это похоже на челюсть!

— Несколько блестящих терапевтов-практиков заявили, что девочка проглотила челюсть и что налицо явное прободение кишечника. По счастью, они привезли ее сюда, и гинекологи поставили правильный диагноз, — объяснил Деон.

Филипп кивнул.

— Киста яичника, как врожденный порок. Часть тела неразвившегося близнеца.

— Во, чего парню не скажи — все знает!.. — Робби изумленно покачал головой. — Продолжайте, профессор. Объясните нам, что вы обнаружили при хирургическом осмотре.

Филипп улыбнулся, и, как всегда в тех редких случаях, когда на лице его появлялась улыбка, он показался вдруг совсем юным, больше похожим на мальчишку с фермы, каким его помнил Деон.

— Впрочем, не знаю. — Он допил чай и отодвинул от себя чашку. Бутерброды он так и не доел. И сейчас, задумавшись, машинально крошил хлеб. — Знаете, а я не уверен в том, что это правильный ответ.

— Что вы имеете в виду? — спросил Деон.

— Теорию о том, что эта опухоль — новообразование, разросшееся из клетки, из которой должен был развиться второй близнец…

— Да, но так написано в учебниках, — перебил его Робби.

— А если авторы учебников ошибаются?

Робби вскинул брови.

— Вы всерьез задаете такого рода вопросы, когда до экзаменов осталось около трех месяцев? — Он вместе со стулом рывком пододвинулся к столу. — До ноября месяца извольте отвечать по учебникам.

Губы Филиппа сжались, упрямая складка вокруг рта дрогнула, но он промолчал.

Какое-то время Деон и Робби ели молча. Деон не чувствовал вкуса — просто двигал челюстями, пережевывая пищу. Он плеснул на тарелку томатного соуса, размешал рис, попробовал. Все равно невкусно…

— Ведь если хорошенько подумать, то операция по сути дела сведется к своего рода аборту, да?

Они уставились на него, раскрыв глаза от удивления.

— Ну, я хочу сказать, что если это новообразование — клетки близнеца, то извлечение их можно уподобить аборту.

— Не слишком ли далеко ты хватил, Деон? — заметил Робби, продолжая есть.

Однако Филиппа это заинтересовало.

— Тут что-то есть. Однако не думаю, чтоб эта теория выдержала критику. Киста не утробный плод. Она не может быть рожденной и самостоятельно существовать.

— Думаю, что вы правы, — сказал Деон.

Он отодвинул от себя тарелку, давая этим понять, что закончил. Хватит, на сегодня он сыт по горло этой жвачкой. Он посмотрел в упор на оживленное лицо Филиппа, чуть заметно выдававшее его происхождение, его смешанную кровь.

Он цветной, размышлял Деон. Именно это соображение и заставило его импульсивно сесть здесь. А цветные понимают такого рода вещи. У них это случается сплошь и рядом, один бог знает, сколько раз. Может, он мне подскажет кого-нибудь, к кому я мог бы обратиться, чтобы уладить дело.

— Кстати, об абортах. — Он сам не узнал своего умышленно небрежного голоса. — Представить себе не могу, как бы я реагировал, если б какая-нибудь незамужняя особа обратилась ко мне с просьбой помочь.

— Если ее жизнь или здоровье в опасности, ответ один: да, — не задумываясь сказал Филипп. — В любом другом случае — нет.

— Да, конечно. Так пишут в книгах. Но вы же сами говорите: «А если авторы учебников ошибаются?» А других ситуаций, когда аборт явно показан, разве не бывает?

— То есть?

— Ситуаций, связанных с общественным статусом, к примеру. Физическое здоровье женщины не единственный показатель, как вы понимаете. Речь может ведь идти и о ее положении в обществе тоже.

— Тогда ей следует пользоваться регулирующими средствами.

— А разве аборт не принадлежит к их числу?

— Я уже ответил. Утробный плод существует самостоятельно, значит, он должен быть рожденным.

— Слишком отвлеченный аргумент. А как насчет права этих нерожденных на последующее приличное существование? Если вы не можете гарантировать им даже любовь, если все, что вы можете им предложить, — жалкое существование, все равно вы должны сохранить его, так, что ли?

— Не наше дело судить. Наше дело — сохранять жизнь.

— До чего возвышенно и законопослушно, — насмешливо протянул Деон.

Робби дернулся на стуле и протестующе загудел:

— Ну-ну, поосторожней. — Он опасливо посмотрел, не слышно ли их за столиком, где цветные сгрудились над шахматной доской.

Деон с трудом сдержался, но взял себя в руки.

— Прогну извинить. Но такая позиция меня просто бесит. Так думает мой отец. Раз такова воля божья, значит, благословясь, извольте ее выполнять.

— Религия тут ни при чем, Деон, — сказал Филипп. Руки его, укладывавшие сандвичи обратно в пакет, слегка дрожали. — Просто я так считаю. Нет никакого смысла нам учиться на докторов, если мы намерены превратиться в палачей.

— Не надо передергивать мои слова. Я просто говорю, что общество имеет право решать. Даже индивидуум имеет право решать, стоят ему обременять себя еще одной жизнью или нет.

— Никто и не передергивает. Но то, что вы предлагаете… вы предлагаете, чтобы женщине было дано право обмена этой жизни на уважение общества. Или на отпуск на межконтинентальном лайнере. Или на новый автомобиль.