Кристиан Барнард - Нежелательные элементы

— Застегни молнию на блузке. Он неохотно подчинился.

— Ну и куда же мы, к черту, пойдем?

Она бросила на него взгляд через плечо и равнодушно сказала:

— Ты можешь никуда не идти, никто тебя не заставляет.

— Не глупи. Я, конечно, пойду. Но куда?

— Нет, я серьезно, — сказала она с тем же раздражающим безразличием. — Ты можешь никуда не идти.

Он промолчал, изо всех сил стараясь сдержать нараставшую злость.

Они поехали в ее машине, в Фолс-бей остановились и побрели против ветра по пустынному пляжу. Сначала он шел нехотя, но скоро почувствовал даже удовольствие от сознания, что вот идет наперекор сбивающему с ног ветру. Океан являл собой нагромождение зелено-белых валов, и чайки, словно воздушные змеи, взвивались в грязно-серое небо.

Возбужденный этим ветром и грохотом прибоя, словно мечом рассекавшего воздух, он схватил ее за руку и увлек за собой в неистовом беге. Она ответила ему тусклой улыбкой и, пробежав несколько шагов, попыталась высвободиться. Но, высвободившись, она не остановилась, а понеслась вскачь в каком-то диком танце, одинокая, внутренне сосредоточенная — золотые волосы вздымались и опускались в такт ее прыжкам вдоль кромки ревущего океана.

На обратном пути они наговорили друг другу кучу всякой чепухи, начав с чего-то настолько пошло-никчемного, что Деон, как ни силился, не мог потом вспомнить с чего.

Они расстались у ее дверей в удручающем молчании, и Деон в весьма угрюмом настроении отправился на своей машине в клинику. День пропал, и остаток воскресенья он провел у себя в комнате, читая газеты.

Назавтра, почувствовав раскаянье, он решил позвонить ей, но там не ответили. Может, это и к лучшему, подумал он.

Потом его захватил этот случай с малышкой Фаулер, и он забыл про Элизабет.

Мать первой обратила внимание на маленькую розоватую кисту еще три месяца назад, когда однажды купала Мэри-Джейн.

Она раздела ребенка, но Мэри-Джейн непременно хотела, чтобы ее кукла тоже купалась; она стала снимать с нее платье, и мать терпеливо дожидалась, поглядывая на девочку с ласковой улыбкой. Когда-нибудь она вскружит не одну голову, подумала мать, окинув взглядом ладную фигурку дочери.

Тогда она и увидела это. Оно висело в промежности крохотной гроздью. Мать нагнулась, чтобы рассмотреть получше.

— Что у тебя здесь, дорогая, не болит? Вот здесь.

— Нет, — ответила девочка. Она тщетно пыталась расстегнуть большие пуговицы на платье куклы. — Не знаю.

Женщина в тот же вечер сказала об этом мужу и уговорила его осмотреть ребенка — не без труда, правда, потому что он странный человек и с какими-то своими странными, непонятными представлениями о скромности, даже когда это касается собственного ребенка.

— Понять не могу, отчего бы это, Джек, — сказала она, обеспокоенно вглядываясь в его лицо. — Завтра же надо показать ее врачу.

Он закурил сигарету, нервно затянулся раз-другой.

— Нам еще тростник резать на заливном лугу. Ничего не случится, если отвезем ее в город не завтра, а послезавтра.

Она задумалась, затем решительно тряхнула головой, словно отгоняя что-то навязчивое, что-то упрямо засевшее в мозгу.

— Нет, лучше завтра. Я возьму пикап, если он тебе не нужен.

Он еще раз затянулся сигаретой, уставился на колечко дыма. У него были узкие плечи, теперь они чуть сгорбились. Казалось, он доведен до отчаяния и лишь с трудом себя сдерживает. Они были женаты пять лет, а знакомы уже восемь, но порой у нее возникало такое чувство, что она совсем не знает его.

— Ладно, с тростником без меня закончат — вдруг решил он. — Я поеду с вами.

Он посмотрел на ребенка. Мэри-Джейн заснула, пока они стояли и разговаривали. Какое-то время Джек Фаулер не сводил с нее бесстрастного, ничего не выражающего взгляда. Затем повернулся и быстро вышел из комнаты.

У доктора, к которому они отправились в Ишоу, тоже была девочка трех лет. Человек он был сентиментальный и участливый, и даже практика в заштатном городишке не лишила его природной доброты и не сделала циником. Осмотрев Мэри-Джейн, он задумчиво подергал свою аккуратную бородку, надеясь, что создал впечатление, будто ничего особенного не видит.

— Можете одеть ребенка, миссис Фаулер, — сказал он и открыл дверь в приемную. — Мистер Фаулер, могу я попросить вас на минутку?

Под напряженным, испытующим взглядом обоих родителей доктору стало не по себе.

— Итак, ничего страшного, — сказал он им с легкой улыбкой, ничего не выражавшей. — Мэри-Джейн, попроси сестру дать тебе конфетку. — И, проводив девочку до порога, он закрыл за ней дверь.

— Так что же с ней? — спросил отец спокойно, даже как-то небрежно. Но под этой бесстрастной маской, которую он считал нужным являть миру, таились ярость и откровенный страх.

— Джек! — мягким, успокаивающим тоном сказала жена. И положила ему на плечо руку. Он тут же сбросил ее — не резко, но решительно.

— Я думаю направить ее к гинекологу, — сказал доктор, обращаясь к матери. Та стояла бледная, расстроенная, теребя в руках сумку. Тем не менее врач предпочитал говорить с ней, а не с отцом, который вообще не проявлял никаких чувств. — Полагаю, это будет самое разумное, миссис Фаулер. У меня есть друг в Дурбане, я тотчас свяжусь с ним, и мы условимся, когда он вас примет. Эти ребята в клиниках свое дело знают.

— Что с ребенком? — ровным, спокойным тоном повторил отец свой вопрос.

Доктор снова подергал бородку.

— Думаю, просто бородавчатое возвышение мочеиспускательного канала, но лучше все-таки проверить наверное.

— Это не рак, доктор? — Женщина с трудом выговорила страшное слово.

— Конечно, нет, миссис Фаулер. Вы знаете, что такое бородавчатое образование? — Он поочередно посмотрел на обоих. Женщина кивнула, мужчина стоял не шелохнувшись. — На канале мочевого пузыря. Слизистая оболочка, которой, понимаете ли, покрыт весь канал… иногда выпадает и вздувается, принимая очертания бородавчатой грозди. — Доктор объяснял это с успокаивающей улыбкой, глядя женщине в глаза. — Но лучше еще раз проверить себя, и поэтому я хочу, чтобы Мэри-Энн посмотрел специалист.

— Мэри-Джейн, — быстро поправила его женщина, насупившись, точно он совершил страшную промашку.

— Мэри-Джейн, конечно. Извините. — Желая скрыть неловкость, он принялся смущенно перебирать свои записи, точно и вправду допустил чудовищную оплошность. — Надо будет сделать анализы. Биопсию. И прочее. Чтобы исключить все сомнения. Как говорятся, на бога надейся… — Он развел руками и снова улыбнулся.

Когда они ушли, он сделал еще несколько записей, потом замер за своим письменным столом и долго сидел, не шевелясь, задумчиво уставившись на кончик авторучки. Это была тонкая шариковая ручка в виде золотого карандашика с названием фармацевтической фирмы, изящно выгравированным по колпачку вдоль зажима. Ручку подарил ему коммивояжер фирмы. Врач смотрел на ее поволоченный кончик, словно то был какой-то чудотворный инструмент.