Кристиан Барнард - Нежелательные элементы

Она одевала Мэри-Джейн Фаулер. Затянула на талии девочки пояс с двумя пластиковыми мешочками. Потом через голову надела на Мэри-Джейн яркое, в цветочках платьице и одернула его, чтобы не было видно пояса и пластиковых мешочков. Девочка была радостно возбуждена и без умолку болтала. Сестра молча делала свое дела.

Так же молча она посторонилась, когда к кроватке Мэри-Джейн: подошли профессор Снаймен и Деон.

— Что это я слышу? — спросил профессор Снаймен с притворным возмущением. — Говорят, ты нас сегодня покидаешь?

Девочка улыбнулась и кивнула. А затем вдруг сосредоточилась, прикусив губу, и произнесла скороговоркой явно заранее заученные слова:

— Большое вам спасибо, профессор, за все, что вы для меня сделали.

Вот тут сестра не удержалась и расплакалась. Ни дисциплина, ни выдержка не помогли, и она выбежала из палаты.

Профессор Снаймен повернулся на каблуках, поправил очки на переносице, затем хорошо знакомым всем движением прижал ладонь к пояснице, поморщившись, словно от боли.

— Н-да… — протянул он и тихо спросил: — Что с ней?

Мэри-Джейн ничего не заметила — она искала в тумбочке платье для своей куклы.

— Скажите, чтобы сестра вернулась и помогла ребенку, — сказал профессор Деону. — Я буду у себя.

Он улыбнулся девочке, шаря рукой по занавескам, задернутым вокруг ее кроватки, не сразу сообразив, где они раздвигаются, расправил сбившееся в складки одеяло.

В ординаторской Деон отыскал и успокоил рыдавшую сестру и, выходя оттуда, увидел мисс Лутке, даму-социолога. Она разговаривала с мальчиком, у которого была ампутирована левая нога по поводу саркомы бедра. Мальчик, опершись на костыли, внимательно и вежливо слушал. Вдруг мисс Лутке легким движением коснулась головы мальчика, но тут же убрала руку.

И в душе Деона словно рухнула какая-то плотина, открыв дорогу чувствам.

Профессор Снаймен держал в руке желтую карту с заключением патолога. Он протянул ее Деону.

— Лимфатические узлы не показывают включений. Я думаю, это дает основание надеяться, что мы вылечили девочку.

— От чего? — пробормотал Деон.

Он сказал это вполголоса, не для Снаймена, но профессор стрельнул в него глазами.

— От рака, конечно. Если не задеты узлы, очевидно, мы удалили новообразование тотально.

— Я не это имел в виду, сэр.

— Тогда что же вы имели в виду? — вежливо спросил профессор, удивленно подняв брови. Глаза его были холодны как дед.

— Как можно говорить, что мы ее вылечили! — не сдерживаясь, отрезал Деон. — Молодой организм — все быстро заживает. Ну останется рубец или два. Ну вывод, где наложен свищ на толстую кишку, ну фистула из мочевого пузыря. Она ребенок, сумеет приспособиться и к этому. Но что у нее в будущем? Как ей жить, задались мы этим вопросом? Наше, так называемое искусство хирургии превратило ее в урода. Игра шла краплеными картами. Правильно ли, справедливо ли — увековечивать страданье?

— Страданье? Она страдает? Та девочка, которую вы только что видели?

— Я говорю о будущем, — упрямо возразил Деон. — Когда она поймет.

— Зам нужна справедливость? — холодно спросил Снаймен. — Вы слишком многого требуете от жизни. Крапленые карты? Но это ведь не игра, когда можно набрать или потерять столько-то. Здесь не… — Старик замялся, затем обошел стол и встал у окна. — Подите-ка сюда. Смотрите. Что вы видите?

Деон поглядел в окно. Горы вдали. Городские здания. Потоки автомобилей на улицах. Он с недоумением повернулся к Снаймену.

— Нет! — нетерпеливо сказал Снаймен. — Вон там. Прямо против вас. Через дорогу.

— А, это… Кладбище, сэр.

— Вот именно. — Старик сардонически усмехнулся. — Сколько было разговоров, вот, мол, больница соседствует с кладбищем. Плохая реклама! А на мой взгляд, это полезное напоминание нам, врачам. Бывает, что мы в нем нуждаемся. — Он оперся о стол. — Я твердо усвоил одно, мой мальчик… — У него неожиданно потеплел голос. — Великой отвлеченной этики жизни и смерти попросту не существует. Опираешься на свои познания, — господи, велики ли они? — на умение, на интуицию и пробуешь принять правильное решение. Пробуешь это большее, что ты можешь. А потом остается только надеяться, что ты не ошибся. Понимаете?

— Да, сэр.

Профессор Снаймен вздохнул.

— Но конечно, вы не согласны и думаете, что я просто старый ворчун, а медицина — точная наука и придет день, когда она станет абсолютно точной и абсолютно совершенной. Мне очень жаль, но этого не произойдет, пока абсолютно совершенной не станет сама жизнь. И стало быть, этого не случится никогда. — Он смотрел мимо Деона и просто размышлял вслух. — Единственная истина, которую мы, увы, склонны забывать, заключается в том, что медицина — лишь часть жизни. А жизнь — мрак и невежество. И мы ощупью блуждаем в темноте. Так не лучше ль попытаться зажечь хоть спичку познания, чем весь век блуждать в темноте невежества?.. Мы можем только пытаться.

Старик замолчал, и Деон решил, что разговор окончен. Он сделал движение, собираясь уйти. Но тут Снаймен снова заговорил, уже более оживленно.

— Вас угнетает мысль о том, что мы вынуждены были сделать с этой малышкой. Но подумайте, ведь альтернатива операции еще более страшна: медленная, мучительная смерть. Опухоль захватила бы мочевой пузырь и прямую кишку — инфекции, кровотечения, язвы, окончательная закупорка кишок, непроходимость мочеточников. Нет, мой мальчик. Наш врачебный долг был абсолютно ясен. Сохранить жизнь и сделать ее сносной, насколько это в наших силах.

— Да, сэр, — сказал Деон. И тут же выпалил помимо собственной воли, опасаясь быть неправильно понятым, но не сумев сдержать порыва: — Чем я могу быть полезен, сэр?

— Гм-м? — Снаймен как будто был озадачен. Конечно, он понял его неправильно. А, все равно. Уши у Деона горели.

Но Снаймен сказал:

— Полезен? Вы хотите знать, чем можете быть полезны? Это вопрос не ко мне, мой мальчик. Только вы сами можете ответить на него.

— Да, сэр, — покорно пробормотал Деон. — Мне хотелось бы стать хирургом, сэр.

Старик широко улыбнулся.

— Я так и думал. Что ж, руки у вас хорошие.

— Но я не хочу просто резать, сэр, меня не это влечет. Это капитулянтство.

— Вот как? — Улыбка сменилась прежним ледяным выражением глаз.

— Я хочу работать в восстановительной хирургии, для меня не существует другой.

— Понимаю. — Снаймен снял очки, подышал на стекла и стал энергично протирать их. Без очков глаза у него казались неестественно большими. Он близоруко прищурился на Деона. — Ну и где же вы найдете такую хирургию?

— Операции на сердце, сэр.

Старик надел очки, кивнул и похлопал Деона по плечу. Для этого ему пришлось привстать на цыпочки.

— Ну что ж, дерзайте, мой мальчик. Учитесь делать операции на сердце. А там видно будет.