Ребекка Миллер - Семь женщин

На следующее утро после открытия выставки ей позвонил Самуил Шапиро. Ночью была метель, и город странно притих. Луиза шла по белым улицам на встречу с ним, и под ее сапожками поскрипывал свежевыпавший снег. Мимо нее промчался мужчина на лыжах.

Самуил ждал ее в уголке тускло освещенного кафе. Когда она подошла к столику, он встал и помог снять пальто. Она заказала горячий шоколад. Глаза Самуила были красными от слез.

— Я ошибался, — сказал он.

— Насчет чего?

— Я не должен был просить тебя уничтожить картины. Прости. Мне так жаль. — По его щеке побежала слеза. — Я просто… Все это не имеет значения, — пробормотал он, опустив глаза.

— Ты хочешь сказать, что по-прежнему считаешь, что я украла у тебя сюжет, но ты меня прощаешь.

— Я хочу сказать, что люблю тебя.

Луиза никогда раньше не видела, чтобы Самуил плакал, и расплакалась сама. На миг его глаза вспыхнули.

— Почему ты плачешь?

— Потому что все это чертовски грустно.

— Давай просто… забудем обо всем, — сказал Самуил. — И посмотрим, что будет. Думаю, я смогу измениться, Луиза.

Она была готова ему поверить. Он накрыл ее руку своей рукой, и ей стало горячо.

— Я должна уйти, — сказала она и выбежала из кафе. Она бежала всю дорогу до Кэнэл-стрит, а потом позвонила по таксофону Сэму.

До конца дня она просидела в мастерской, глядя на меняющийся свет. Пришла ночь. Луиза погрузилась в тревожный сон. Проснулась она в четыре часа утра. Перед ее мысленным взором пронеслись уродливые обрывки снов: человек, прячущийся за дверью, кричащие дети…

Прошел месяц. Она не могла рисовать. Она ни с кем не виделась. Наступил и прошел ее тридцатый день рождения. Как-то раз она пошла на автостанцию и купила билет. Она не стала предупреждать родителей. Решила, что позвонит им с автобусной остановки.

Глядя на Гарлем из окошка автобуса, Луиза думала о том, какой становится ее жизнь. Ей казалось, что она играет какую-то роль, управлять которой не в силах. Она знала, что все переживет. Будут новые работы, новые романы, которые она разрушит. Она будет уходить от мужчин до тех пор, пока никто не захочет заводить с ней отношения. У нее никогда не будет настоящего дома, она никогда и нигде не сможет обосноваться. Она не находила покоя. Она металась во сне в ожидании принца, но принца не было, были только открытки с изображением принцев. Настоящим был только Сэм, остальные были углеродными копиями. Но даже на Сэме лежала тень Сета. А оригинал был призраком — младенец, с которым она делила утробу Пенни.

Луиза выпрямилась во весь рост. Потолок на чердаке родительского дома был такой низкий, что она задевала его макушкой. Приближалось время ужина. Луиза чувствовала себя опустошенной и странно умиротворенной.

Она села за стол с родителями. Дерк поставил перед ней блюдо. Она разрезала булочку, вложила в нее гамбургер и откусила кусочек. Мясной сок растекся по ее языку — солоноватый, потрясающе вкусный. На тарелке лежал пирожок — зажаренный, горячий. Луиза непроизвольно скосила глаза и посмотрела на пустой стул рядом с ней. Это было место Сета. Он был здесь. Он всегда был здесь. Пенни заговорила о том, что собирается купить дельфиниумы. Она пила уже третий бокал кьянти, и ее голос звучал, словно его смазали вазелином. Луиза почувствовала, как знакомая злость сжимает грудь. Она посмотрела на Дерка. Тот жевал гамбургер и смотрел в одну точку — далекий, как зверь посреди бескрайнего поля. Луиза перевела взгляд на Пенни. Ее мать смотрела на них обоих с такой любовью, что ее взгляд был почти нестерпим. Это было все равно что смотреть на солнце. Ей хотелось отвернуться, но она не стала отворачиваться. Солнце ушло за верхушки деревьев, и последний сумеречный свет угас на лице Пенни. Луиза едва различала черты ее лица. Но Пенни никуда не делась.

Джулианна Штейн стояла обнаженная перед большим зеркалом в ванной. В мягком свете, лившемся в открытое окно, она выглядела великолепно для женщины, которой исполнился сорок один год. Розовые соски грушевидных грудей, подтянутый живот, крепкие, округлые бедра. Она повернулась и осмотрела себя со спины. Тут все было не так хорошо, как спереди. Ягодицы слишком большие и жирные, будто отдельное существо. Обычно они нравились Джулианне, но сегодня ей показалось, что полукружия немного обвисли.

Она подошла к зеркалу ближе, включила свет и осмотрела свое тело дюйм за дюймом.

Вблизи все выглядело иначе. Медленно, едва заметно тело Джулианны морщилось, будто персик, слишком долго пролежавший в холодильнике. Плоть начала истончаться. На краешках пигментных кружков у сосков появились складочки, сами груди выглядели более плоскими, нежная кожа на сгибах рук стала мятой, как рисовая бумага. Она представила, что настанет день, когда ее мышцы превратятся в маленькую фрикадельку где-то в самой середине тела, и тогда по миру будет бродить жалкая сморщенная шкурка.

Изменения собственного тела вызывали у Джулианны такое чувство, будто она отделяется от себя. Она гадала, что почувствует, когда женщина в зеркале покажется ей незнакомкой. Может быть, тогда она подстрижется и начнет носить юбки для гольфа.

Джулианна встала в мраморную ванну, включила душ и задумалась об ужине. К четырем часам ей нужно было запечь лосося и достать приготовленный соус из холодильника. Джордж и Мэгз принесут пирог. «Надо испечь хлеб», — подумала она, вытираясь полотенцем. И еще ей нужно было срезать цветы.

Надев пушистый халат из синели и укутав волосы толстым махровым полотенцем, Джулианна ощутила тепло и приятную тяжесть во всем теле. Она вошла в полутемную спальню, где пахло нарциссами, и легла на мягкую кровать. Стены были увешаны фотографиями. Джулианна и Джо в день свадьбы. Джулианна невероятно юная, соблазнительная и счастливая, Джо выглядит, как шахтер-здоровяк в выходной. Джо с крошечной Дейзи на руках в тот день, когда она родилась. Джулианна и Дейзи на рыбалке. Строгие родители Джо около шахты, где работал его отец, — единственный шахтер-еврей в Миксе, штат Пенсильвания. Полная, изнеженная мать Джулианны с ее братом Майклом на руках. «Все, все здесь», — подумала Джулианна, погружаясь в сон.

Ей приснилось, что она находится в приморской гостинице. Она была одна в номере. Она чувствовала, как теплы и мягки ее губы. Встав, она подошла к зеркалу, разжала губы… и не увидела зубов. Они исчезли. Остался только один осколок на покрытой кровавой слюной десне.

Джулианна проснулась, охваченная страхом, и провела кончиком языка по крепким зубам. Ей стало холодно. Она натянула брюки и свитер.

До нее донеслись торопливые шаги. Это была Дейзи, ее дочь. Дейзи всегда либо сидела неподвижно, либо бегала.